Онъ отвѣтилъ, и, когда онъ сталь подниматься по трапу, я приготовилъ свой револьверъ. Я держалъ его открыто въ рукѣ во время всего нашего разговора, но онъ не обратилъ на него никакого вниманія. Видь у него быль такой же, какъ и въ послѣдній разъ, но только сегодня онъ былъ мрачнѣе и молчаливѣе. Въ сущности, тѣ нѣсколько словъ, которыми мы обмѣнялись, нельзя было назвать разговоромъ. Я не спросилъ его, почему онъ не сходить на берегъ, и онъ не спрашивалъ, почему я не приходилъ на бортъ. Его припадокъ прошелъ, сказалъ онъ, и этимъ окончился нашъ разговоръ, и я удалился.
Модъ выслушала мое донесеніе съ видимымъ облегченіемъ, а когда вечеромъ мы увидали дымокъ, поднимавшійся изъ трубы кухни, то это привело ее въ еще болѣе веселое настроеніе. Слѣдующіе затѣмъ дни мы опять видали дымъ изъ трубы кухни и иногда видали и его самого на ютѣ. Но это и все. Онъ и не пытался сойти на берегъ; мы это знали, ибо продолжали по очереди дежурить по ночамъ. Мы ждали отъ него какого-нибудь поступка, который показалъ бы, каковы его намѣренія, и его бездѣйствіе изумляло и безпокоило насъ.
Такимъ образомъ прошла недѣля. У насъ не было никакихъ другихъ интересовъ, кромѣ Волка Ларсена, и его присутствіе угнетающе дѣйствовало на насъ и мѣшало намъ дѣлать то, что мы намѣревались сдѣлать за это время.
Но къ концу недѣли дымъ пересталъ показываться изъ трубы, и Волкъ Ларсенъ больше не
