— Но это не относится къ дѣлу, — закричалъ я.
— Ошибаетесь, — Онъ теперь говорилъ отрывисто, и глаза его сверкали. — Все это свинство именно и есть жизнь. Какой смыслъ и надобность въ безсмертіи, въ вѣчности этого свинства? Что въ концѣ этого? Что выходитъ изъ всего этого? Вы не добыли пищи, но пища, которую вы съѣли или растратили даромъ, могла бы спасти жизнь десятку несчастныхъ, которые добыли ее, но которые ее не ѣли. Какого безсмертія вы заслуживаете? Или они? Возьмите себя и меня? Къ чему сводится ваше хваленое безсмертіе, когда ваша жизнь вполнѣ зависитъ отъ моей? Вы хотѣли возвратиться на берегъ, гдѣ удобнѣе продолжать вашъ родъ свинства. Но мой капризъ удержалъ васъ на этомъ суднѣ, гдѣ процвѣтаетъ мое свинство. И я хочу васъ здѣсь держать. Я могу поднять васъ, или сломать. Вы можете умереть сегодня, или на слѣдующей недѣлѣ, или въ слѣдующемъ мѣсяцѣ. Я могу убить васъ сейчасъ ударомъ кулака, потому что вы несчастное, хилое существо. Но если мы безсмертны, то какой смыслъ во всемъ этомъ? Быть свиньями, какими вы и я были всю свою жизнь, едва ли можно считать назначеніемъ безсмертныхъ людей. И опять-таки, какой смыслъ всего этого? Почему я васъ удержалъ здѣсь?
— Потому что вы сильнѣе, — вставилъ я.
— Но почему я сильнѣе? — продолжалъ онъ свои безконечные вопросы. — Потому что я большій кусокъ фермента, чѣмъ вы. Только и всего. Понимаете?
