былъ наименѣе подозрителенъ изъ всей команды. Въ самомъ дѣлѣ, меня сразу поразила его прямота и мужественность, которая умѣрялась скромностью и сперва могла показаться робостью. Но онъ вовсе не былъ робокъ. Наоборотъ, онъ имѣлъ смѣлость открыто держаться своихъ убѣжденій. Это качество и заставило его протестовать въ началѣ нашего знакомства противъ того, чтобы его звали Іонсономъ. И относительно него и этого его качества Луисъ считалъ нужнымъ напророчить.
— Славный парень, этотъ простякъ Джонсонъ, — сказалъ онъ. — Лучшій морякъ на суднѣ. Онъ мой гребецъ. Но что у него выйдутъ непріятности съ Ларсеномъ, такъ это такъ же вѣрно, какъ то, что искры летятъ вверхъ. Я это навѣрное знаю. Теперь уже видно, какъ собирается гроза. Я уговаривалъ его, какъ брата; но его нельзя уговорить потушить огни и показывать фальшивые сигналы. Онъ ворчитъ, когда что-нибудь дѣлается не по немъ, а вѣдь всегда найдется кто-нибудь, кто донесетъ Волку. Волкъ силенъ и, какъ волкъ, ненавидитъ силу, а силу онъ увидитъ въ Джонсонѣ; тотъ не станетъ унижаться и говорить «да, сэръ, благодарю васъ, сэръ» въ отвѣтъ на ругательство или на пинокъ. О! идетъ, идетъ гроза! Идетъ! И только Богъ знаетъ, гдѣ я возьму другого гребца. Что этотъ дуракъ сдѣлалъ, когда старикъ называлъ его Іонсономъ? «Мое имя — Джонсонъ, сэръ», отвѣтилъ онъ и затѣмъ сказалъ по буквамъ, какъ пишется его имя. Надо было тогда видѣть лицо старика! Разъ я думалъ, что
