онъ его тутъ же на мѣстѣ прихлопнетъ. Но онъ ничего не сдѣлалъ тогда; но онъ сдѣлаетъ, попомните мое слово, онъ раскроитъ черепъ этому упрямцу… или я ровно ничего не понимаю въ морякахъ.
Томасъ Могриджъ сталъ невыносимъ. Я долженъ былъ говорить ему «мистеръ» и «сэръ» за каждымъ словомъ. Одной изъ причинъ этого было то, что Волкъ Ларсенъ, повидимому, полюбилъ его. Это было неслыханно, чтобы капитанъ подружился съ кокомъ, но это именно и произошло. Два или три раза Волкъ Ларсенъ просовывалъ голову въ дверь кухни и весело шутилъ съ Могриджемъ, а однажды послѣ обѣда, онъ стоялъ на ютѣ и цѣлыхъ пятнадцать минутъ болталъ съ нимъ. Когда разговоръ былъ оконченъ, и кокъ вернулся въ кухню — онъ сіялъ, какъ мѣдный тазъ, и, принявшись за работу, распѣвалъ высокимъ, гнусавымъ фальцетомъ какія-то уличныя пѣсенки.
— Я всегда въ хорошихъ отношеніяхъ съ начальствомъ, — говорилъ онъ мнѣ конфиденціальнымъ тономъ. — Я знаю, что дѣлать, чтобы меня цѣнили. Съ послѣднимъ моимъ капитаномъ мы были большими друзьями; я часто заходилъ въ его каюту, и мы вмѣстѣ выпивали стаканъ, другой. «Могриджъ», говорилъ онъ мнѣ, «Могриджъ, вы не на своемъ мѣстѣ». «Какъ такъ?» говорю я. «Вы должны были родиться джентльмэномъ, чтобы вамъ не приходилось зарабатывать свой хлѣбъ». Накажи меня Богъ, Гёмпъ, если я вру, что это онъ говорилъ, и я сидѣлъ въ его каютѣ… было такъ славно, уютно, и курилъ его сигары, и пилъ его ромъ.
