не могутъ его видѣть. Это все опьянѣніе жизни, движеніе и броженіе дрожжей; это кипѣніе живой жизни, создающей въ сознаніи самое себя. И увы! Завтра я поплачусь за это, какъ платится пьяница. И буду знать, Что я долженъ умереть, и по всей вѣроятности, на морѣ, что я перестану двигаться, что меня всего покроетъ морская тина; что мной будутъ питаться другія живыя существа, что я стану падалью, что я отдамъ всю силу и движеніе своихъ мускуловъ на созданіе движенія и силы мускуловъ какихъ-нибудь рыбъ и крабовъ. Ба! Шампанское уже выдохлось, его искристость и крѣпость кончились и осталось только безвкусное питье.
Онъ ушелъ такъ же внезапно, какъ и появился, спрыгнувъ на палубу съ легкостью и эластичностью тигра. Призракъ шелъ своимъ путемъ. Я замѣтилъ, что журчаніе у носа походило теперь на храпъ, и когда я его слушалъ, то впечатлѣніе отъ внезапной перемѣны настроенія Волка Ларсена понемногу стало сглаживаться. Какой-то матросъ на другой сторонѣ судна затянулъ красивымъ теноромъ «Пѣсню о пассатахъ».
Иногда мнѣ казалось, что Волкъ Ларсенъ сумасшедшій или, по крайней мѣрѣ, полу-сумасшедшій: такъ странны и капризны были его настроенія. А по временамъ я думалъ, что онъ великій человѣкъ, геній, какого еще не было. И, въ концѣ-концовъ, я пришелъ къ ваключенію, что онъ ве-
