— Сегодня плаваніе отличное. Двѣсти миль! Скоро, Богъ дастъ, и въ Батавіи будемъ!—говорилъ онъ, обра щаясь ко всѣмъ.—И получимъ вѣсти... И свѣжее мясо будемъ ѣсть... И фрукты... Въ Батавіи простоимъ недѣли двѣ.. Капитанъ говорилъ... И надо вытянуть ванты... И Аѳанасій Петровичъ хронометры провѣритъ.
— Обязательно, Петръ Васильевичъ! — проговорилъ старшій штурманъ. —И вмѣстѣ съ вами, Петръ Ваильевичъ, поѣдемъ въ ботаническій садъ... Возьмете съ собой?..
— А то какъ же, Аѳанасій Петровичъ. И цѣлой компаніей поѣдемъ... Непремѣнно. И что за природа тамъ, господа! Очень хороша Батавія наверху, гдѣ голландцы понастроили виллы среди парка... Останавливаться надо въ Hotel des Indes... Славно я тамъ недавно жилъ,. когда плавалъ на „Ныркѣ“...
— А теперь, видно, на недѣлю поѣдете на берегъ, Петръ Васильевичъ? — спросилъ старый штурманъ, очень уважавшій и привязанный къ Петру Васильевичу, который не питалъ ни капли обычной въ морякахъ нелюбви къ „паріямъ“ морской службы—штурманамъ, механикамъ и артиллеристамъ. Старшій офицеръ былъ, напротивъ, большой и старый пріятель съ Аѳанасіемъ Петровичемъ и съ нимъ съѣзжалъ на берегъ, и съ нимъ нерѣдко водилъ бесѣды, ничего общаго не имѣющія со службой.
Съ нимъ они говорили о смыслѣ жизни, о религіи,. о необходимости имѣть правила и съ нимъ же за обѣдомъ на берегу выпивали лишнюю бутылку портвейна, особенно почитаемаго Аѳанасіемъ Петровичемъ. И оба они были очень скупы на траты на себя. У старшаго штурмана была большая семья, которой Аѳанасій Петровичъ отдавалъ большую часть своего содержанія, а Петръ Васильевичъ отказывалъ себѣ во всемъ. Изъ того содержанія, которое оставлялъ себѣ, большую
