— 54 —
Лютра прилетѣла къ палаткѣ впередъ и проявила необыкновенное усердіе: вертѣлась, лаяла и даже визжала.
— Для чего вы его позвали сюда? — укоряла Гаврилова встревоженная за сестру Елена Нетровна.—Вѣчно что-нибудь такое придумаете...
— А любопытно варнака посмотрѣть,—объяснилъ Гавриловъ.— Вѣдь такой же живой человѣкъ, какъ и мы съ вами, да, можетъ-быть, еще лучше насъ... Отъ тюрьмы да отъ сумы не отказывайся. Сегодня вотъ мы съ вами карасью уху ѣдимъ, а завтра... Бсѣ подъ Богомъ ходимъ.
Варнакъ подошелъ и остановился въ пяти-шестн шагахъ съ нерѣши- тельнымъ видомъ... Это былъ средняго роста худощавый и загорѣлый мужикъ, одѣтый въ полную „варнацкую форму" — въ коротенькое пальтишко, на ногахъ сибирскія бродни, за плечами небольшая котомка, на головѣ валеная шляпа, въ одной рукѣ закопченный дымомъ желѣзный котелокъ. Всѣ бродяги одѣты по одному образцу, точно сговорились. Худое, давно небритое лицо выдавало солдата. На видъ ему можно было дать лѣтъ сорокъ, хотя онъ и казался старѣе. Какъ всѣ бродяги, онъ еще издали снялъ шляпу и вѣжливо поклонился.
— Это давеча ты напугалъ нашихъ дамъ?—обратился къ нему Гавриловъ съ дѣланной строгостью.
— Нечаянно набрелъ, ваше степенство,—тихо отвѣтилъ варнакъ и обвелъ всѣхъ глазами, точно провѣряя по нашимъ лицамъ какую-то свою тайную мысль.— Нечаянно... Иду по лѣсу, а онѣ какъ закричатъ. Ну, я и побѣжалъ.., Наше ужъ дѣло такое, что всего боишься.
— А, можетъ-быть, ты нарочно подкрадывался?—пррдолжалъ Гавриловъ, фамилыіріш прдмигивая.—Знаю, братъ/какъ вы съ нгоднццамн портупаете...
Эта выходка ужасно переконфузила варнака. Онъ что-то хотѣлъ сказать въ свое оправданіе, но взглянулъ на дамъ и неловко замолчалъ, Удивительный былъ этотъ взглядъ, — такъ смотрятъ только раздавленные люди. Въ немъ было столько нѣмого горя, тоски, отчаянія и, вмѣстѣ съ тѣмъ, какой-то обезоруживающей покорности. Елена Петровна какъ-то даже выпрямилась, смѣло подошла къ бродягѣ и заговорила такъ просто, какъ умѣютъ говорить только пожалѣвшія женщины.
— Вы издалека идете?
— Изъ-за моря, барышня... Щестой годъ иду. Лѣто иду, а зиму гдѣ-нибудь перебиваюсь.
Моремъ бродяги называютъ озеро Байкалъ.
— Что же такъ долго?
— Да вѣдь болѣше трехъ тысячъ верстъ прощелъ, барышня.
— Вы, собственно, откуда же идете?
— Съ каторги бѣжалъ... Шесть лѣтъ еще оставалось отбывать каторгу, ну я и бѣжалъ. Лѣтомъ-то ннчего, а вотъ зима нашему брату лютый ворогъ. Бурятамъ попадешь въ руки, такъ съ живого кожу снимутъ, да еще начальству предоставятъ, а за побѣгъ плети...
— А если здѣсь поймаютъ?
— Ну, здѣсь-то ужъ намъ ничего, барышня... Только до Пермской губерніи добраться, а здѣсь мы дома. Здѣсь ежели и поймаютъ, скажешься непомнящимъ родства, и отправятъ на вольное поселеніе.
— А много васъ идетъ каждое лѣто?
— Охъ, много, барышня... Сотни идутъ. У насъ свой трактъ: на Уралъ по рѣкѣ Исеть нодымаемся, а съ Урала но рѣкѣ Чусовой и по староіму Сибирскому тракту. Нынче по желѣзной дорогѣ которые идутъ, только тамъ опасно: жандармовъ много... Да и кормиться негдѣ.
