Какъ могла она дѣтей Дать племяннику въ обиду?"
„Государь, вы не вольны Ставитъ намъ вопросы тутъ.
Нашу жалобу должны Вы отдать въ верховный судъ."
Не найдя, что возразить,
Левъ промолвилъ осторожно:
„Все же, маршалъ, можетъ быть.
Примиреніе возмо? кно?“
Разозлился Изенгринъ,
Ошетинясь, сталъ рычать:
„Вамъ угодно, господинъ,
Хитролиса защищать.
Между тѣмъ, я вамъ служилъ Лучше, дольше и вѣрнѣе, — ..
Развѣ только, что не льстилъ:
Льстить я, правда, не умѣю.
Ужъ простите вы меня..."
Тутъ онъ даже поперхнулся.
Левъ, достоинство храня.
Промолчалъ и отвернулся.
Я долженъ вамъ сказать, что былъ въ тотъ день въ собраньѣ Верблюдъ, огромное, тяжелое созданье.
Не знаю почему, — онъ очень умнымъ слылъ,
Хотя ни въ чемъ, нигдѣ свой умъ не проявилъ.
Извѣстно было всѣмъ, что родомъ онъ съ востока. Родился въ Персіи и въ Турціи далекой,
Въ Константинополѣ онъ пролшлъ много лѣтъ.
Король ему сказалъ: „Вы дайте намъ совѣтъ.
Скажите у — какъ у васъ рѣшаютъ: трудный случай!
Мы просимъ намъ помочь, вы разумомъ могучи.“
Как могла она детей Дать племяннику в обиду?"
„Государь, вы не вольны Ставит нам вопросы тут.
Нашу жалобу должны Вы отдать в верховный суд."
Не найдя, что возразить,
Лев промолвил осторожно:
„Всё же, маршал, может быть.
Примирение возмо? кно?“
Разозлился Изенгрин,
Ошетинясь, стал рычать:
„Вам угодно, господин,
Хитролиса защищать.
Между тем, я вам служил Лучше, дольше и вернее, — ..
Разве только, что не льстил:
Льстить я, правда, не умею.
Уж простите вы меня..."
Тут он даже поперхнулся.
Лев, достоинство храня.
Промолчал и отвернулся.
Я должен вам сказать, что был в тот день в собранье Верблюд, огромное, тяжелое созданье.
Не знаю почему, — он очень умным слыл,
Хотя ни в чём, нигде свой ум не проявил.
Известно было всем, что родом он с востока. Родился в Персии и в Турции далекой,
В Константинополе он пролшл много лет.
Король ему сказал: „Вы дайте нам совет.
Скажите у — как у вас решают: трудный случай!
Мы просим нам помочь, вы разумом могучи.“
