епископского. После этого я впал в печаль, так как сан сей был сверх моей силы. Тогда я вспомнил пророчество преподобного Иоанна о мне, но в это время преподобный уже скончался. Я вспомнил тогда, что сказал мне преподобный, увещевая меня остаться в пустыне:
— Сорок лет я пребываю в этой келлии и за все это время я не видел ни лица женского, ни какой-либо монеты, ни кого-либо ядущим или пиющим; равным образом и меня никто не видал ядущим или пиющим.
После той беседы со святым Иоанном, когда я возвратился (повествует Палладий) на свое обычное место, и когда я рассказал братиям и отцам все, что видел и слышал у святаго, все мы, числом семь, спустя два месяца после того отправились к преподобному.
Когда мы пришли к обители преподобного Иоанна, он принял нас ласково, приветствуя с улыбкою на лице каждого из нас в отдельности. Тотчас же как пришли, мы начали упрашивать святаго помолиться о нас, как это в обычае у подвижников египетских. Но он спросил нас:
— Нет ли среди вас клирика?
Мы все сказали ему:
— Нет никого.
Посмотрев внимательно на каждого из нас, святый узнал среди нас одного утаившегося клирика, так как один из нас был диаконом, и никто из нас не знал, что он был диаконом, кроме одного брата; но тот клирик, из смирения утаивший свой сан, и знавшему его сан брату запретил говорить об нем, что он диакон, потому что, стремясь уподобиться святым подвижникам, брат тот считал себя недостойным носить и имя христианина. Преподобный Иоанн, указав рукою этого брата, сказал:
— Этот диакон.
Но когда этот брат отрицался от того, что он имеет сан диакона, святый Иоанн, простерши руку свою из оконца, через которое беседовал с нами, взял брата диакона за правую руку, облобызал ее и сказал ему:
— Не отвергай благодати Божией. Не лги, брат, сокрыв дар Божий, потому что ложь должна быть чужда христианам; нельзя похвалить ее и в тебе, — велика ли она будет, или мала,
