Он заметил ей:
— Разве я не сказал тебе, что их съели звери?
Она же стала рассказывать ему всё, что накануне слышала в своем саду во время работы, — все те речи, которые вели между собою два воина в палатке, и из которых она узнала, что они — сыновья их.
Евстафий тотчас же позвал к себе тех воинов и спросил их:
— Какого вы происхождения? Где родились? Где воспитывались?
Тогда старший из них ответил ему так:
— Господин наш, мы остались малолетними после своих родителей и потому мало помним свое детство. Однако, мы помним то, что отец наш был Римским воеводою, подобным тебе, но не знаем мы, что сучилось с нашим отцом, и почему он вышел ночью из Рима с матерью нашею и с нами двоими; не знаем мы и того, почему именно, когда мы на корабле переплыли море, осталась на том корабле мать наша. А отец наш, плача о ней, подошел с нами к одной реке. В то время, как он, перенесши одного из нас через реку, возвращался за другим и находился среди реки, похитили нас звери: меня — лев, а брата моего — волк. Но мы оба спасены были от зверей: ибо меня спасли и воспитывали пастухи, а брата моего — земледельцы.
Услыхав это, Евстафий и жена его узнали детей своих и, бросившись им на шею, долго плакали. И была великая радость в лагере Евстафия, как некогда в Египте, когда Иосифа узнали братья его[1]. По всем полкам прошел слух о нахождении жены и детей воеводы их, и все воины радостно собрались вместе, и было большое ликование во всем войске. Не так радовались они победам, как сему радостному событию. Так утешил Бог верных рабов Своих, ибо Он мертви́тъ и҆ живи́тъ, ᲂу҆бо́житъ и҆ богати́тъ[2], низводит в скорби и возводит к радости и веселью. И Евстафий мог тогда говорить с Давидом: «прїиди́те ᲂу҆слы́шите, и҆ повѣ́мъ ва́мъ всѝ боѧ́щїисѧ бг҃а, є҆ли̑ка сотворѝ дꙋшѝ мое́й. Помѧнꙋ̀ сотвори́ти млⷭ҇ть со мно́ю. Десни́ца гдⷭ҇нѧ вознесѐ мѧ̀, сотворѝ си́лꙋ»[3].
