на Оксинья рано плакашася: Се уже обѣма намъ солнце померкло въ славномъ градѣ Москвѣ. Примахну ли къ нимь отъ быстраго Дону поломяные вѣсти, носяше великую бѣду. И ссѣдоша удальцы з добрыхъ коней на суженое мѣсто на полѣ Куликовѣ, на рѣчкѣ Напрядѣ. И восплакалися жены Коломенскіе, а ркутъ тако: Москва, Москва, быстрая рѣка, чему еси залелѣяла мужей нашихъ отъ насъ въ землю Половецкую. И ркутъ тако: Можешь ли, господине к. в. веслы Нѣпръ запрудить. Замкни, государь, Окѣ рѣкѣ ворота, чтобъ потомъ поганые Татаровѣ къ намъ не ѣздили. Уже мужей нашихъ рать трудила.
Въ повѣстяхъ о Мамаевскомъ побоищѣ, какъ было уже замѣчено, есть кое-что напоминающее складомъ Слово о полку Игоревѣ, а вмѣстѣ съ тѣмъ и Слово о Задонщинѣ. Эти мѣста, болѣе или менѣе отличающіяся отъ всего остальнаго, суть вставки, прибавленныя къ повѣствованію переписчиками и передѣлывателями, — и многія взяты дословно изъ Слова о Задонщинѣ. Онѣ важны, какъ отрывки изъ особенныхъ списковъ этого Слова, и потому важны для вѣрнаго уразумѣнія текста Слова. Не менѣе любопытны и другія подобныя мѣста повѣстей, какъ отрывки, можетъ быть, изъ особенныхъ словъ о Куликовской битвѣ. Съ достовѣрностью, кажется, можно предположить, что было по крайней мѣрѣ два такихъ слова: одно — то, которое представлено выше въ чтеніи и въ которомъ особенно выставленъ князь Владиміръ Андреевичь; другое, какъ видно изъ повѣстей о Мамаевскомъ побоищѣ, прославляло болѣе всего боярина Димитрія Волынца.
Приводя отрывки изъ повѣстей, напоминающіе складомъ Слово о Задонщинѣ, я не ограничивался только тѣми которые или есть въ его спискахъ, или ни чѣмъ не от-
