принимать государю какіе-то порошки его собственнаго, таинственнаго приготовленія, другіе увѣряли, что государь самъ отравился, объясняя это тѣмъ, что онъ въ своей гордости не могъ перенести нашихъ неудачъ, какъ дипломатическихъ, такъ и военныхъ и не хотѣлъ пережить русскаго престижа, сильно поколебленнаго въ Европѣ событіями послѣдняго года. Мнѣ кажется, было бы лишнимъ пояснять всю нелѣпость этихъ толковъ. Мандта я видѣлъ только два раза у отца; какъ человѣка его не зналъ и никакихъ предположеній не считаю себя вправѣ дѣлать о томъ—есть-ли возможность его заподозрить въ такомъ ужасномъ преступленіи. Что касается другаго предположенія, то я его рѣшительно отвергаю.... Кто зналъ близко Николая Павловича—не могъ не оцѣнить глубоко религіознаго чувства, которое его отличало и которое, конечно, помогло бы ему съ христіанскимъ смиреніемъ перенести всѣ удары судьбы, какъ-бы тяжки, какъ-бы чувствительны для его самолюбія они бы ни были.
Молодое поколѣніе большею частью привѣтствовало происшедшую перемѣну—если не радостью, то по крайней мѣрѣ надеждами на болѣе либеральное направленіе новаго правителя, на бо̀льшій просторъ мысли, на воцареніе легальности и огражденіе личныхъ и имущественныхъ правъ, о которыхъ, не могу не сознаться, еще мало имѣли настоящаго понятія въ Россіи. При этомъ нельзя не сказать, что эти самые господа увлекались и были убѣждены, что для всѣхъ желаемыхъ ими реформъ достаточно одного или нѣсколькихъ указовъ, забывая, что безъ надлежащимъ образомъ подготовленныхъ исполнителей указы остаются мертвою буквою, что у насъ и прежде были законы—законы мудрые, но законности все-таки не было. Въ то время говорили, что Николай Павловичъ на смертномъ одрѣ просилъ наслѣдника, не откладывая и не смотря на сознаваемыя имъ препятствія, освободить крестьянъ, говоря, что, не смотря на искреннее желаніе, онъ не успѣлъ въ этомъ во время своего царствованія.
19-го февраля праздновалось восшествіе на престолъ. Въ 10 часовъ утра государь принималъ свиту покойнаго государя къ которой самъ принадлежалъ по званію генералъ-адъютанта. Онъ обратился къ намъ съ прекрасною рѣчью, въ которой, по волѣ покойнаго государя, благодарилъ насъ за вѣрную и усердную службу и выразилъ убѣжденіе, что мы и ему съ такимъ же усердіемъ и
