австрійскаго и короля прусскаго, Потаповъ, будучи дежурнымъ, стоялъ ближе всѣхъ прочихъ лицъ свиты къ высочайшимъ особамъ, и что при этомъ подслушали разговоръ двухъ поляковъ, изъ которыхъ одинъ указывалъ другому, вѣроятно провинціалу, и называлъ государя иего державныхъ гостей.
— «Widzisz, говорилъ онъ, to Naijasniejszy Pan, to cesarz Austryaski, to kròl Pruski, a to dziesko, указывая на Потапова, to Następca tronu».
Въ своемъ нарѣчіи поляки, произнося въ нѣкоторыхъ случаяхъ «о» какъ «у», называли Потапова всегда Потапуфъ, что также смѣшило публику, и не мало раздражало маленькаго Потапова, въ которомъ таилось огромное самолюбіе и гигантское честолюбіе.
Нельзя мнѣ не поговорить о гр. Алексѣѣ Ѳедоровичѣ Орловѣ, котораго покойный государь Николай Павловичъ часто называлъ: «братъ Алексѣй», и котораго такъ ошибочно (?) вся Россія считала другомъ (самымъ преданнымъ) государя. Объ Орловѣ, его богатствѣ, о томъ, какъ ему были даны 800,000 для покупки дома, какъ онъ купилъ таковой у Пашкова, на Литейной, какъ онъ никогда въ немъ не жилъ, а отдавалъ въ наймы, и, наконецъ, какъ онъ продалъ этотъ домъ въ Удѣльное вѣдомство......
Двѣ эпохи: 19-ое февраля 1861 года и отмѣна тѣлесныхъ наказаній по приговору суда 17-го апрѣля 1863 г.
Я никогда не забуду, что я обязанъ государю Александру Николаевичу двумя самыми счастливыми эпохами своей службы.
Послѣ назначенія моего курскимъ военнымъ губернаторомъ, управляющимъ и гражданскою частью, былъ объявленъ манифестъ, упразднявшій крѣпостное право.
Въ Курскъ я прибылъ въ тотъ самый день, когда въ соборѣ былъ прочитанъ этотъ манифестъ; народъ еще не отдавалъ себѣ отчета въ своемъ счастьи; манифестъ ссылался на Положеніе, ему неизвѣстное, но мнѣ было легко на душѣ: я хорошо понималъ, что при крѣпостномъ правѣ, зорко слѣдя за помѣщиками, я бы вынужденъ былъ преслѣдовать большую часть изъ нихъ за злоупотребленія помѣщичьей власти. Злоупотребленія, сдѣлавшіяся нормальными по бездѣйствію губернскаго начальства, никого не поражали, и даже рѣдко вызывали протесты и жалобы,
