Оранской, и принца, восшедшаго на престолъ по смерти Фридриха (безъ сомнѣнія самаго, великаго государя, т. е. наиболѣе достойнаго имъ быть по своему генію и по постояннымъ заботамъ о счастіи своихъ подданныхъ, отъ которыхъ никакія страсти его не отвлекали), самая большая моя заслуга передъ ними заключалась въ томъ, что я ихъ понимала, несмотря на недостатки ихъ рѣчи (они заикались и шепелявили), такъ что камергеру, всегда стоявшему рядомъ съ посторонними лицами, не надо было передавать мнѣ ихъ слова. Я понимала ихъ отлично и сейчасъ же имъ отвѣчала. Ея величество и ея сестра вслѣдствіе этого не стѣснялись меня; я всегда съ удовольствіемъ и благодарностью буду вспоминать мое пребываніе въ Берлинѣ и любезности, которыми меня осыпали.
Я съ сожалѣніемъ уѣхала изъ Берлина съ цѣлью воспользоваться водами и купаньемъ въ Ахенѣ и Спа.
Мы проѣхали черезъ Вестфалію и я не нашла ее столь грязной, какъ то рисуетъ авторъ путевыхъ очерковъ въ письмахъ, баронъ Баръ. Въ Ганноверѣ мы остановились только для починки экипажей; узнавъ, что въ этотъ день была опера, я поѣхала послушать ее съ госпожей Каменской. Воронцовъ былъ нездоровъ и остался дома. Насъ сопровождалъ только лакей, умѣвшій говорить лишь по-русски, вслѣдствіе чего не могъ насъ выдать. Я приняла эти мѣры потому, что принцъ Эрнестъ Мекленбургскій предупредилъ меня, что его старшій братъ, правитель Ганновера, желалъ бы со мной познакомиться, а это вовсе не входило въ мои планы. Мы взяли мѣста въ ложу, въ которой уже были двѣ дамы, потѣснившіяся, чтобы дать намъ мѣсто, и очень вѣжливо обходившіяся съ нами. Во второмъ актѣ изъ ложи принца вышелъ молодой человѣкъ и направился къ намъ. Обратившись къ намъ съ привѣтствіемъ, онъ спросилъ: «Сударыня, не иностранка ли вы?»
— Да, сударь.
— Его высочество желалъ бы знать, съ кѣмъ я имѣю честь говорить?
