что-то о томъ, что ни одна воспитательница не могла воспитать меня и Александра Ивановна тоже отказывается отъ всякой надежды.
Потомъ говорила однозвучно, матово и безъ перерыва Александра Ивановна и все разсказала про бичъ и про драку, потомъ дядя, но я уже не слушала, сорвалась съ мѣста и, такъ сдвинувъ брови, что поперекъ лба отъ носа глубоко врылась моя злая складка, — выбѣжала изъ комнаты.
Они, конечно, замѣтили что когда эта складка вроется, — нельзя остановить, и меня не преслѣдовали.
Конечно, сидѣла въ шкафу. Подъ бальными юбками сестры. Только разница съ прежними разами та, что не плакала.
Что-то было оскорблено, что-то навсегда было оскорблено, и вотъ это чувство, что навсегда, — было новымъ, и впервые заставило меня почувствовать себя совсѣмъ настоящимъ человѣкомъ.
Къ ночи, когда они набѣгались, ища меня, вылѣзла и прокралась въ свою постель, гдѣ и нашли меня спящею. То есть, конечно, я представлялась. И даже мамѣ не открыла глаза, даже когда она перекрестила, — не почувствовала. Какъ бревно.
Занятія съ Александрой Ивановной продолжались. День ползъ по прежнему; но все стало новымъ, и не настоящимъ. Это оттого, что не
что-то о том, что ни одна воспитательница не могла воспитать меня и Александра Ивановна тоже отказывается от всякой надежды.
Потом говорила однозвучно, матово и без перерыва Александра Ивановна и всё рассказала про бич и про драку, потом дядя, но я уже не слушала, сорвалась с места и, так сдвинув брови, что поперек лба от носа глубоко врылась моя злая складка, — выбежала из комнаты.
Они, конечно, заметили что когда эта складка вроется, — нельзя остановить, и меня не преследовали.
Конечно, сидела в шкафу. Под бальными юбками сестры. Только разница с прежними разами та, что не плакала.
Что-то было оскорблено, что-то навсегда было оскорблено, и вот это чувство, что навсегда, — было новым, и впервые заставило меня почувствовать себя совсем настоящим человеком.
К ночи, когда они набегались, ища меня, вылезла и прокралась в свою постель, где и нашли меня спящею. То есть, конечно, я представлялась. И даже маме не открыла глаза, даже когда она перекрестила, — не почувствовала. Как бревно.
Занятия с Александрой Ивановной продолжались. День полз по-прежнему; но всё стало новым, и не настоящим. Это оттого, что не
