Я видѣла рядомъ съ собою у свѣтлаго окна блѣдное лицо Люціи съ сиреневыми радіусами сѣрыхъ обреченныхъ глазъ. И легкія волны ея двухъ темно русыхъ косъ отливали мѣдью.
Люція была чахоточная. Она родилась въ Александріи Египетской. Мать сначала воспитывала ее въ Смирнѣ, въ такой-же школѣ дьяконицъ, какъ и здѣсь на Рейнѣ. Потомъ перевела сюда, на сѣверъ. Мать вѣрно не любила Люціи. Но Люція боялась признаться въ этомъ. И умирала молча.
Люція была старше меня. Она была изъ «большихъ», но «ходила» со мною, и это было моею большою гордостью.
Я была влюблена въ Люцію.
Когда она вдругъ, тоскливая, испуганная и нѣжная, бросала двѣ легкія, тонкія, сухо-горячія руки вокругъ моей шеи и, откинувшись, глядѣла въ мои глаза всѣми своими сиреневыми, сіяющими сквозь слезы лучами, — путались минуты, и время, какъ сердце въ перебоѣ, на одно біеніе пріостанавливалось.
Это было страшно. Какъ спускъ стремительный съ ледяной горы. Какъ смертная угроза.
Люція была роковая. Вѣрно оттого, что была обречена вскорѣ умереть. И она въ ней была, ея близкая смерть, хотя никто изъ насъ, и Люція сама того не знали.
Я видела рядом с собою у светлого окна бледное лицо Люции с сиреневыми радиусами серых обреченных глаз. И легкие волны её двух темно-русых кос отливали медью.
Люция была чахоточная. Она родилась в Александрии Египетской. Мать сначала воспитывала ее в Смирне, в такой же школе дьякониц, как и здесь на Рейне. Потом перевела сюда, на север. Мать верно не любила Люции. Но Люция боялась признаться в этом. И умирала молча.
Люция была старше меня. Она была из «больших», но «ходила» со мною, и это было моею большою гордостью.
Я была влюблена в Люцию.
Когда она вдруг, тоскливая, испуганная и нежная, бросала две легкие, тонкие, сухо-горячие руки вокруг моей шеи и, откинувшись, глядела в мои глаза всеми своими сиреневыми, сияющими сквозь слезы лучами, — путались минуты, и время, как сердце в перебое, на одно биение приостанавливалось.
Это было страшно. Как спуск стремительный с ледяной горы. Как смертная угроза.
Люция была роковая. Верно оттого, что была обречена вскоре умереть. И она в ней была, её близкая смерть, хотя никто из нас, и Люция сама того не знали.
