стало прерывисто. Нужно было что-то сдѣлать. Нужно было, нужно было что-то сдѣлать.
Бѣжала, пріударяя одной ногой по короткой, густой травѣ косогора.
Что-то прерывало лугъ: ровная прямая линія, и по ней двѣ блестящія полосы.
И вдругъ вопль, во всей плоской пустотѣ; далекихъ, смирныхъ далей, — дикій, пронзающій долгій вопль, брошенный какимъ-то озвѣрѣлымъ отчаяніемъ. И мчится, близясь, гремучая змѣя, и я несусь, уже себя не помня.
Черезъ поля, черезъ поля, черезъ плоскія, ровныя поля, безконечныя, мимо лѣсовъ, краемъ лѣсовъ съ проборами, мимо ручныхъ кирпичныхъ домовъ, гдѣ сестры, гдѣ сестры, гдѣ все живутъ сестры, все сестры — дьяконицы; и тоска, и миръ, и тѣсное благоволеніе, — прочь, прочь, вези меня, гремучее чудовище съ дымной гривой, по блестящему пути! Въ даль, въ даль, въ послѣднюю, въ самую послѣднюю, свободную, невозможную даль.
Стою у шлагбаума. Грудь, гдѣ прыгаетъ умирающее сердце, выгнула на встрѣчу стальной груди его.
Нырнуть подъ полосатое бревно, — и я на рельсахъ. Вотъ оно, гулко орущее, орущее мнѣ дико въ уши, въ душу, въ самое мое дыханіе, чтобы оно, дыханіе, остановилось!..
стало прерывисто. Нужно было что-то сделать. Нужно было, нужно было что-то сделать.
Бежала, приударяя одной ногой по короткой, густой траве косогора.
Что-то прерывало луг: ровная прямая линия, и по ней две блестящие полосы.
И вдруг вопль, во всей плоской пустоте; далеких, смирных далей, — дикий, пронзающий долгий вопль, брошенный каким-то озверелым отчаянием. И мчится, близясь, гремучая змея, и я несусь, уже себя не помня.
Через поля, через поля, через плоские, ровные поля, бесконечные, мимо лесов, краем лесов с проборами, мимо ручных кирпичных домов, где сестры, где сестры, где все живут сестры, все сестры — дьяконицы; и тоска, и мир, и тесное благоволение, — прочь, прочь, вези меня, гремучее чудовище с дымной гривой, по блестящему пути! В даль, в даль, в последнюю, в самую последнюю, свободную, невозможную даль.
Стою у шлагбаума. Грудь, где прыгает умирающее сердце, выгнула на встречу стальной груди его.
Нырнуть под полосатое бревно, — и я на рельсах. Вот оно, гулко орущее, орущее мне дико в уши, в душу, в самое мое дыхание, чтобы оно, дыхание, остановилось!..
