— Увези, или убей…
Вихрь закружилъ меня, и дыханіе огня и дыма…
Моя рука рванулась изъ другой руки, вцѣпившейся въ нее. Въ мои глаза глядятъ тѣ обреченные, и сиреневые лучи стали мгновенно темно-лиловыми, а лицо Люціи бѣлѣе ея бѣлаго платья. Губы раскрыты, и говорятъ, кричатъ. Но развѣ слышно въ вихревомъ воѣ и грохотѣ? Легкіе волосы мѣдно-сіяющимъ облачкомъ колышатся вокругъ ея головы.
Потомъ, — дальше грохотъ, тише вихрь. Вой внезапно сорвался на взрыдѣ, и слышу урывками:
— … Уже въ прошлый разъ хотѣла. Но какъ увидѣла тебя… догадалась, когда ты бѣжала, что и ты захочешь…
Я поняла, какъ-то вдругъ и съ ужасомъ, чего мы только-что хотѣли… Мы — я и она. И что поѣздъ тамъ промчался, что поѣздъ умчался, и что вотъ мы стоимъ однѣ среди поля, мы обѣ, мы обреченныя. И рельсы блестятъ въ даль… Тогда открыла ротъ и нелѣпо, по домашнему, завыла.
Вся затрясшись, съ лицемъ передернувшимся злобою, незнакомымъ, Люція оттолкнула меня въ грудь. И побѣжала назадъ къ подругамъ.
— Увези, или убей…
Вихрь закружил меня, и дыхание огня и дыма…
Моя рука рванулась из другой руки, вцепившейся в нее. В мои глаза глядят те обреченные, и сиреневые лучи стали мгновенно темно-лиловыми, а лицо Люции белее её белого платья. Губы раскрыты, и говорят, кричат. Но разве слышно в вихревом вое и грохоте? Легкие волосы медно-сияющим облачком колышатся вокруг её головы.
Потом, — дальше грохот, тише вихрь. Вой внезапно сорвался на взрыде, и слышу урывками:
— … Уже в прошлый раз хотела. Но как увидела тебя… догадалась, когда ты бежала, что и ты захочешь…
Я поняла, как-то вдруг и с ужасом, чего мы только что хотели… Мы — я и она. И что поезд там промчался, что поезд умчался, и что вот мы стоим одни среди поля, мы обе, мы обреченные. И рельсы блестят в даль… Тогда открыла рот и нелепо, по-домашнему, завыла.
Вся затрясшись, с лицом передернувшимся злобою, незнакомым, Люция оттолкнула меня в грудь. И побежала назад к подругам.
