Страница:Зиновьева-Аннибал - Трагический зверинец.djvu/277

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


269
ЧОРТЪ.

радость? отчаянье? Или просто смерть, та послѣдняя, на которую я была обречена, на которую, конечно, и Люція обречена, потому что «знала»?

Дорогой, до самой Италіи братъ не бесѣдовалъ со мною, такъ же, какъ и при свиданіи, когда не поцѣловалъ, только руку подалъ. Впрочемъ, одинъ разъ спросилъ: правда ли, что я грязную воду лила въ корридоръ, и, узнавъ, что да, со стыдомъ и печалью отвернулся отъ меня; а въ другой разъ посовѣтовалъ за табльдотомъ употреблять чистые носовые платки.

Вотъ и все.

На морѣ, въ Италіи, я жила молча рядомъ съ молчаливой, дѣловитой, красивой невѣсткой, съ ея маленькими сыновьями. Иногда заглядывала ей въ глаза и съ испугомъ отводила взглядъ. Я же прежде была въ нее влюблена, еще совсѣмъ маленькой, когда она выходила за брата. Не смѣла цѣловать ея быстрыхъ, бѣлыхъ рукъ. Разъ украла ея утреннюю туфельку, гранатоваго бархата, и цѣловала теплую и пахнущую резедой, ночью подъ подушкой.

Тогда она была, какъ вѣтеръ быстрая по нашей городской квартирѣ, насмѣшница, веселая, задорная, и вились легкіе волосы надъ тихимъ, чистымъ лбомъ.


Тот же текст в современной орфографии

радость? отчаянье? Или просто смерть, та последняя, на которую я была обречена, на которую, конечно, и Люция обречена, потому что «знала»?

Дорогой, до самой Италии брат не беседовал со мною, так же, как и при свидании, когда не поцеловал, только руку подал. Впрочем, один раз спросил: правда ли, что я грязную воду лила в коридор, и, узнав, что да, со стыдом и печалью отвернулся от меня; а в другой раз посоветовал за табльдотом употреблять чистые носовые платки.

Вот и всё.

На море, в Италии, я жила молча рядом с молчаливой, деловитой, красивой невесткой, с её маленькими сыновьями. Иногда заглядывала ей в глаза и с испугом отводила взгляд. Я же прежде была в нее влюблена, еще совсем маленькой, когда она выходила за брата. Не смела целовать её быстрых, белых рук. Раз украла её утреннюю туфельку, гранатового бархата, и целовала теплую и пахнущую резедой, ночью под подушкой.

Тогда она была, как ветер быстрая по нашей городской квартире, насмешница, веселая, задорная, и вились легкие волосы над тихим, чистым лбом.