Довольно. Я же не хотѣла думать. Никакихъ нѣтъ святыхъ и проклятыхъ. А просто глупыя минуточки. Вотъ такъ одна за другой по одиночкѣ. Если бы были святые, хотя бы одинъ, одинъ какой-нибудь, самый одинъ, только бы настоящій, только бы ужъ самый настоящій, — то сейчасъ бы и всѣ были съ нимъ, сію же одну минуточку всѣ съ нимъ и на всѣ минуточки, и всѣ минуточки въ одной минуточкѣ.
Значитъ, и одного-то не было. Настоящаго-то и не было.
И я одна, и минуточка одна.
Вотъ — шлепъ, шлепъ волнушка за волнушкой, и каждая головкой журчитъ:
— Я одна. Я одна. Я одна.
— Разъ — минуточка, два — минуточка, три — минуточка…
Дотикаютъ часы-волнушки до моей поры домой бѣжать. А тутъ все-таки лучше сидѣть, такъ, одной.
Я посрамила всю семью.
У меня тамъ мама есть.
А гдѣ Александра Ивановна?
Володя писалъ вчера. Да я и не читала. Онъ, конечно, играетъ самъ по себѣ.
Русланъ… Глупости. Теперь не стоитъ.
Довольно. Я же не хотела думать. Никаких нет святых и проклятых. А просто глупые минуточки. Вот так одна за другой по одиночке. Если бы были святые, хотя бы один, один какой-нибудь, самый один, только бы настоящий, только бы уж самый настоящий, — то сейчас бы и все были с ним, сию же одну минуточку все с ним и на все минуточки, и все минуточки в одной минуточке.
Значит, и одного-то не было. Настоящего-то и не было.
И я одна, и минуточка одна.
Вот — шлеп, шлеп волнушка за волнушкой, и каждая головкой журчит:
— Я одна. Я одна. Я одна.
— Раз — минуточка, два — минуточка, три — минуточка…
Дотикают часы-волнушки до моей поры домой бежать. А тут всё-таки лучше сидеть, так, одной.
Я посрамила всю семью.
У меня там мама есть.
А где Александра Ивановна?
Володя писал вчера. Да я и не читала. Он, конечно, играет сам по себе.
Руслан… Глупости. Теперь не стоит.