поздно, итакъ пустились на власть Божію потихоньку, чтобъ не подать подозрѣнія и перешли чрезъ дорогу, боясь оглянуться; въ этомъ мѣстѣ я бросилъ и саблю, чтобъ не увидали, а если бы это случилось, что увидѣли у меня оружіе, то не упустили бы изъ виду и непремѣнно бы застрѣлили; притомъ же мы были такъ отъ нихъ близки, что довольно одного пистолетнаго выстрѣла положить насъ на мѣстѣ; итакъ, пробираясь потихоньку по Трубѣ къ яблочному ряду, завернулись изъ виду за оной. Тутъ опросилъ меня мой товарищъ: куда вамъ надобно пробраться? я говорю, что на Ильинку въ Ипатьевской переулокъ; а мнѣ, сказалъ онъ, надобно на Солянку въ домъ Коммерческой Академіи (ибо онъ наканунѣ только переѣхалъ въ оной съ семействомъ и имѣніемъ для безопасности). Я этому былъ очень радъ, что намъ обоимъ была дорога одна и Академія была недалеко отъ моей квартиры и раздѣляли только Варварскіе ворота; итакъ, выбравшись изъ виду у Французовъ, несмотря, что ноги насилу несли, пустились уже бѣгомъ, пробѣжали Никольскіе и Ильинскіе ворота, стали подходить къ Академіи, гдѣ намъ должно было разстаться, и, лишь только дошли до угла, Французская конница вступаетъ въ Варварскіе ворота намъ навстрѣчу; какой страхъ! и какъ пройти мнѣ до квартиры! товарищъ мой сказалъ: „вамъ теперь никоимъ образомъ туда идти нельзя, не подвергши жизнь свою опасности,“ и предложилъ мнѣ съ собою идти въ Академію; я былъ очень доволенъ его приглашеніемъ и радъ что нашелъ такое прибѣжище въ такихъ критическихъ обстоятельствах. Пришедъ въ оную, говоримъ, что Французъ вступилъ въ Москву и засталъ насъ въ Арсеналѣ и какимъ образомъ спаслись, но намъ не хотѣли вѣрить, а говорили, что это шла наша Армія; но, вышедъ на дворъ, увѣрились въ истинѣ нашихъ словъ, увидя, какъ проходила Французская Армія съ обнаженными саблями,
поздно, итак пустились на власть божию потихоньку, чтоб не подать подозрения и перешли чрез дорогу, боясь оглянуться; в этом месте я бросил и саблю, чтоб не увидали, а если бы это случилось, что увидели у меня оружие, то не упустили бы из виду и непременно бы застрелили; притом же мы были так от них близки, что довольно одного пистолетного выстрела положить нас на месте; итак, пробираясь потихоньку по Трубе к яблочному ряду, завернулись из виду за оной. Тут опросил меня мой товарищ: куда вам надобно пробраться? Я говорю, что на Ильинку в Ипатьевский переулок; а мне, сказал он, надобно на Солянку в дом Коммерческой академии (ибо он накануне только переехал в оный с семейством и имением для безопасности). Я этому был очень рад, что нам обоим была дорога одна и академия была недалеко от моей квартиры и разделяли только Варварские ворота; итак, выбравшись из виду у французов, несмотря что ноги насилу несли, пустились уже бегом, пробежали Никольские и Ильинские ворота, стали подходить к академии, где нам должно было расстаться, и лишь только дошли до угла, французская конница вступает в Варварские ворота нам навстречу; какой страх! и как пройти мне до квартиры! Товарищ мой сказал: «Вам теперь никоим образом туда идти нельзя, не подвергши жизнь свою опасности», — и предложил мне с собою идти в академию; я был очень доволен его приглашением и рад что нашел такое прибежище в таких критических обстоятельствах. Пришед в оную, говорим, что француз вступил в Москву и застал нас в Арсенале и каким образом спаслись, но нам не хотели верить, а говорили, что это шла наша армия; но, вышед на двор, уверились в истине наших слов, увидя, как проходила французская армия с обнаженными саблями,
