и бывши очевидными зрителями, какъ одного русскаго солдата изрубили на улицѣ противъ церкви Всѣхъ Святыхъ, что на Куличкахъ; итакъ, мы, избавившись отъ одной опасности, ожидали слѣдующей, не зная, что съ нами послѣдуетъ; наконецъ, всѣ улицы и переулки были заняты Французами, и поставлены на каждомъ перекресткѣ караулы; тутъ начали они скакать взадъ и впередъ, дѣлая саблями разныя движенія, что приводило насъ въ пущій страхъ; въ сумерки зажгли въ городѣ ряды и еще во многихъ мѣстахъ по Москвѣ; въ полночь всѣ пустились на грабежъ; во второмъ часу и къ намъ пожаловали 5 человѣкъ съ 10 лошадьми; остановившись на дворѣ и разложивъ огонь, пришли къ дверямъ, зачали стучать; но, видя, что долго не отпираютъ, изломали двери и пожаловали въ покои, сначала стали просить изъ съѣстного: хлѣба, масла, яицъ, сыра, вина и для лошадей сѣна, и какъ все это было выполнено, зачали варить себѣ ужинъ; поѣвши, двоихъ оставили у лошадей, а трое пошли по комнатамъ, начали обыскивать съ ногъ до головы и ломать кладовыя и сундуки, которое получше и полегче брали, а прочее бросали; со мною было только ассигнаціями 75 руб. (а прочія оставались на квартирѣ), да серебромъ рублей 30; ассигнации до ихъ приходу, когда еще начали стучаться, отдалъ я дворецкому, чтобъ съ ихъ деньгами спрятать, и онѣ были спрятаны подъ кирпичи, а серебро оставилъ при себѣ, опасаясь, чтобъ не стали мучить. Обобравши прочихъ, дошла очередь и до меня, начали раба Божія повертывать по своему, въ минуту вышарили во всѣхъ карманахъ, и серебро мое очутилось въ рукахъ французовъ! еще былъ у меня въ карманѣ перочинный англійскій ножичекъ, купленный у Макарія, за который заплатилъ 12 руб., и тотъ отняли, мнѣ его жалко было, я сталъ было его просить пантоминами себѣ, но вмѣсто отвѣта, выхватилъ саблю и замахнулся на меня, бранясь по своему,
и, бывши очевидными зрителями, как одного русского солдата изрубили на улице против церкви Всех святых, что на Куличках; итак, мы, избавившись от одной опасности, ожидали следующей, не зная, что с нами последует; наконец, все улицы и переулки были заняты французами, и поставлены на каждом перекрестке караулы; тут начали они скакать взад и вперед, делая саблями разные движения, что приводило нас в пущий страх; в сумерки зажгли в городе ряды и еще во многих местах по Москве; в полночь все пустились на грабеж; во втором часу и к нам пожаловали пять человек с десятью лошадьми; остановившись на дворе и разложив огонь, пришли к дверям, зачали стучать; но, видя, что долго не отпирают, изломали двери и пожаловали в покои, сначала стали просить из съестного: хлеба, масла, яиц, сыра, вина и для лошадей сена, и как все это было выполнено, зачали варить себе ужин; поевши, двоих оставили у лошадей, а трое пошли по комнатам, начали обыскивать с ног до головы и ломать кладовые и сундуки, которое получше и полегче брали, а прочее бросали; со мною было только ассигнациями семьдесят пять рублей (а прочие оставались на квартире), да серебром рублей тридцать; ассигнации до их приходу, когда еще начали стучаться, отдал я дворецкому, чтоб с их деньгами спрятать, и они были спрятаны под кирпичи, а серебро оставил при себе, опасаясь, чтоб не стали мучить. Обобравши прочих, дошла очередь и до меня, начали раба божия повертывать по своему, в минуту вышарили во всех карманах, и серебро мое очутилось в руках французов! Еще был у меня в кармане перочинный английский ножичек, купленный у Макария, за который заплатил двенадцать рублей, и тот отняли, мне его жалко было, я стал было его просить пантоминами себе, но вместо ответа, выхватил саблю и замахнулся на меня, бранясь по своему,
