оказалось, вполнѣ соотвѣтствовало характеру этом дамы.
Мнѣ показалось, что, послѣ послѣднихъ словъ старика, Кудластый оживленнѣе замахалъ хвостомъ, потому ли, что понялъ, въ чемъ дѣло, или потому, что выговоръ былъ конченъ. И онъ отошелъ отъ своего хозяина и сѣлъ невдалекѣ на заднія лапы, настороживъ уши и нюхая воздухъ.
Тѣмъ временемъ старикъ выбилъ трубчонку, сунулъ ее въ карманъ штановъ и вынулъ оттуда осколокъ зеркальца и небольшой сапожный ножъ. Повѣсивши зеркальце на гвоздь, вбитый въ ворота сарая, онъ пошелъ туда и, вернувшись съ мыльной водой въ жестянкѣ отъ сардинокъ, намылилъ себѣ щеки, подбородокъ и верхнюю губу и сталъ бриться.
Послѣ этой, едва ли пріятной, операціи, старикъ, собравши всѣ свои туалетныя принадлежности, скрылся въ сарай и чрезъ минуту вышелъ оттуда уже въ выцвѣтшемъ измызганномъ картузѣ, надѣтомъ слегка на затылокъ.
— Валимъ, Кудлашка, купаться!
И съ этими словами онъ, несмотря на хромоту и старость, бодро и довольно быстро направился черезъ дворъ, ступая босыми ногами по твердому песку между клумбами, и вышелъ на улицу въ сопровожденіи Кудластаго.
Скоро они вернулись.
Послѣ купанья старикъ казался еще бодрѣе. И мокрый Кудластый находился, повидимому, въ болѣе пріятномъ настроеніи, вызвавшемъ во мнѣ подозрительный мысли о томъ, что онъ дорогой чѣмъ-нибудь да поживился и, быть можетъ, даже воровскимъ образомъ.
