3.
И матросы называли Митюшина «отчаяннымъ».
Они дивились «башковатому» и безпокойному маленькому матросу, который «ничего не боится», такъ какъ горячится противъ несправедливости и «обижается», если что не по закону.
Матросы любопытно слушали возбужденный страстный рѣчи, но недолюбливали и побаивались «законника» за его подчасъ ядовитыя шутки и насмѣшки и часто не понимали, изъ-за чего «кипятится» этотъ образцовый по службѣ матросъ и за что постоянно «скалитъ зубы» надъ своимъ же братомъ.
— Одно слово — отчаянный и много о себѣ полагаетъ! — говорили про Митюшина.
«Отчаянный» чувствовалъ, что его алчущая правды душа не встрѣчаетъ сочувствія, и что онъ, не любимый за языкъ, одинокъ.
И все-таки призывалъ возмущаться неправдой, издѣвался надъ равнодушными.
Теперь въ безпокойномъ сердцѣ «отчаяннаго» прибавилась обида, и тяжкая обида. Нашелся матросъ, который на своего же брата наушничалъ «подлецу»-боцману — и за что? За то, что Митюшинъ матросамъ же хочетъ добра, защищая «законъ».
Митюшинъ зналъ, что противъ дисциплины виноватъ, «отчекрыживъ» боцмана, и что во всякомъ случаѣ будетъ «раздѣлка». «Пожалуй, и подъ судъ отдадутъ, ежели подлый боцманъ прибавитъ старшему офицеру всякаго вранья и кляузъ!» — разсуждалъ Митюшинъ.
И въ минуты сомнѣнія насчетъ торжества правды
