взглядывалъ въ показывавшіяся женскія фигуры и, не видя Матреши, начиналъ волноваться и злиться.
Прошло полчаса. Время казалось безконечнымъ.
Прогудѣлъ долгій свистокъ и за нимъ короткій первый.
Антонъ былъ въ отчаяніи. Въ слѣдующее мгновеніе, взбѣшенный и ревнивый, онъ уже питалъ злыя обвиненія противъ Матреши и мысленно повторялъ:
— Подлая!.. Шельма!
Антонъ уже рѣшилъ, что изъ-за такой «подлянки» не стоить убиваться. «Ну ее, сволочь, къ чорту. Наплевать! При первой же встрѣчѣ искровянитъ ея обманную рожу».
Однако не отходилъ отъ кормы.
Антону дѣлалось обиднѣе и оскорбительнѣе.
«Онъ былъ приверженъ до дурости, сохранялъ законъ, былъ ласковъ, не пьянствовалъ, не ругалъ и — дуракъ, какъ есть дуракъ — не билъ, какъ бы слѣдовало, что бъ понимала. Онъ въ бурю уйдетъ, а ей все равно... Видно, опять зашилохвостила...»
— Безстыжая обманщица!.. — прибавилъ онъ вслухъ.
И Антону нестерпимо захотѣлось видѣть сейчасъ, сію минуту эту «подлую», что бы все обнаружить. Онъ покажетъ себя, какъ обманывать... Покажетъ и потомъ пусть убирается навѣкъ.
Матросу секунда казалась теперь цѣлой вѣчностью! Онъ загорѣлся и словно бѣшеный сбѣжалъ съ парохода и бросился къ агентству.
Два пожилые носильщика армяне сидѣли у стѣны, притулившись за вѣтромъ.
— Братцы!.. Спѣшка!.. Кто съѣздитъ духомъ въ городъ?
