Прошло два дня, прошелъ третій... Матреша по два раза въ день бѣгала въ агентство справляться о «Бакланѣ» и попрежнему ей отвѣчали незнаніемъ.
А штормъ продолжался. Ни одинъ пароходъ не приходилъ въ Ялту. Разсказывали, что рейсы прекращены...
И Матреша возвращалась домой съ мола, еще болѣе разстроенная и тоскливая.
Напрасно и Ада Борисовна, и нѣкоторые жильцы, недовольные, что видъ Матреши «наводить скуку», утѣшали обычными банальными фразами, прибавляя къ нимъ, что Матреша еще молода и такая хорошенькая.
Матреша угрюмо отмалчивалась или просила оставить ее въ покоѣ.
Особенно обрывала она хозяйку, когда та начинала говорить по «душѣ» и слащавымъ голосомъ утѣшать о силѣ характера и терпѣніи.
Наконецъ, на четвертый день послѣ этого ужаса неизвѣстности, Матреша получила сильно запоздавшую телеграмму:
«Вмѣсто Керчи, попали въ Батумъ. Немного обморозилъ ноги, нахожусь въ госпиталѣ. Скоро на поправку и буду къ дорогой супругѣ».
Матреша отъ радости смѣялась и плакала. И рѣшила ѣхать къ Антону въ Батумъ, съ первымъ же пароходомъ.
«Бѣдный, вѣдь обмороженный... Около него должна быть... И скорѣе, скорѣе!»
Въ тотъ же день Матреша справилась въ агентствахъ, когда пойдетъ пароходъ въ Батумъ. Ей отвѣтили, что черезъ три дня, если штормъ стихнетъ, пароходъ придетъ изъ Севастополя въ кавказскій рейсъ.
И Матреша въ тотъ же вечеръ, рѣшительная и
