— Сигнальщикъ!
Подремывающій матросикъ явился къ нему.
— Поди... разбуди мичмана Варламова... Скажи, что я боленъ, прошу смѣнить меня.
Онъ говорилъ прерывисто, словно бы не находилъ словъ.
И когда сигнальщикъ пошелъ исполнять приказаніе, ему хотѣлось вернуть его и въ то же время онъ обрадовался, что сигнальщикъ уже исчезъ.
Черезъ пять минутъ явился заспанный, недовольный Варламовъ.
— Извините, Андрей Андреичъ... Я боленъ... Примите отъ меня вахту... Я долженъ уйти...
Варламовъ взглянулъ на Стоянова и былъ пораженъ страшнымъ спокойствіемъ его осунувшагося мертвеннаго лица.
— Идите, идите, Борисъ Сергѣичъ... Что съ вами?
— Скоро узнаете... Прощайте, Андрей Андреичъ.
Онъ крѣпко стиснулъ руку мичмана, какъ-то жалобно заглянулъ ему въ глаза и произнесъ:
— Еще разъ простите, что обезпокоилъ.
— Помилуйте... Какія извиненія! Идите скорѣй... Вы совсѣмъ больны, Борисъ Сергѣичъ!
— Иду... иду... Вѣдь одно мгновенье...
И съ этими словами онъ занесъ за перила мостика ноги и бросился въ океанъ.
Мичманъ ахнулъ. Ахнули и матросы, видѣвшіе паденіе.
Кто-то успѣлъ бросить спасательный кругъ.
— Фокъ и гротъ на гитовы! Марса фалы отдать! командовалъ отчаяннымъ голосомъ мичманъ.