— Ничего... Я вамъ только сообщаю новость, — лѣниво протянулъ «испанскій грандъ».
А докторъ, улыбаясь, прибавилъ:
— Не ждать же ей диковиннаго мичмана три года.
— Она не ждетъ ни меня и никого не ждетъ. И всѣ эти извѣстія — подлыя сплетни... И я васъ вызываю на дуэль! — вдругъ неестественно громко выкрикнулъ Лютиковъ «испанскому гранду», а самъ трясся, какъ въ лихорадкѣ.
— Вы, Николай Николаичъ, того, напрасно волнуетесь... Лучше на берегъ, голубчикъ съѣздите, — замѣтилъ докторъ.
— А вы меня за что надуэль? — добродушно спросилъ «грандъ».
Мичманъ отвѣтилъ:
— Да вы не смѣете такъ о ней говорить.
— Да что я сказалъ?
— Про Ракушкина... Это вздоръ... Этого не можетъ быть... И я не позволю такъ говорить о порядочной женщинѣ!
Насилу его успокоили и заставили попросить извиненія у «гранда».
Всѣ пять дней, что клиперъ стоялъ въ Батавіи, Лютиковъ пробылъ у себя въ каютѣ и лежалъ на койкѣ. Напрасно докторъ нѣсколько разъ заходилъ къ нему, рекомендуя съѣздить на берегъ.
Мичманъ сердито отказывался.
И теперь, нѣсколько успокоившійся, хотя все еще не пережившій перваго своего разочарованія, онъ мечтаетъ о томъ, съ какимъ ледянымъ равнодушіемъ онъ взглянетъ на Нину Васильевну, когда вернется въ Рос-
