Страница:Иннокентий Анненский - Книга отражений, 1906.pdf/50

46 которая нужна была поэту, чтобы показать намъ всю силу и все величіе нашей души—вотъ мотивы поэзіи Достоевскаго и критеріи того, чтб считалъ онъ важ- нымъ и что не важнымъ, что интереснымъ и что нич- тожвымъ въ собственномъ творчествѣ. А отсюда,—нѣчто высшее, чѣмъ жизнь отдѣльнаго человѣка, замкнутая между его рожденіемъ и смертью, отсюда и совѣсть, не какъ подсчетъ, а какъ исканье Бога, отсюда же наконецъ второстепенность вопроса о смерти. Страданія человѣка доведены въ творчествѣ Досто- евскаго до прямо-таки фантастическаго разнообразія: онъ умѣлъ открывать бездны ужаса не только въ „сквер- ныхъ анекдотахъ", но даже въ приключеніяхъ подъ кроватью, въ жанрѣ Поля де-Кокъ. И притомъ это былъ всегда не декоративный, не мелодраматическій и ужъ никакъ не придуманный ужасъ, а самый заправскій и притомъ такой, что каждый, читая о немъ, и понималъ, и чувствовалъ, что выдуманъ развѣ анекдотъ, но что, попади онъ самъ, читатель, въ положеніе штатскаго генерала Пралинскаго, онъ, пожалуй, испыталъ бы этотъ ужасъ еш;е острѣе и болѣзненнѣе. Но среди страданья и ужасовъ Достоевскій никогда не останавливался на надуманныхъ, вродѣ тоски, кото- рую натащилъ на себя человѣкъ самъ,—не скажете-же вы, что герой изъ „Подполья", когда онъ радуется, что у него зубъ болитъ, выдумалъ себѣ самъ весь этотъ ужасъ: вѣдь кто-же не понимаетъ, что этотъ не- счастный сталъ злобнымъ обитателемъ „Подполья", лишь потому, что иначе онъ долженъ бы былъ сдѣ- латься Прохарчинымъ или Голядкинымъ, и что богаче выбора у него пожалуй что и не было. Но отыш;ите у Достоевскаго разсказъ подобный Тур- геневскому „Стукъ... стукъ... стукъ..." или „разсказѣ

отца Алексѣя".