исполнить задуманное преступленіе ему не удалось. Какъ-то, въ семидесятыхъ годахъ, былъ задушенъ и ограбленъ у себя на квартирѣ одинъ изъ прикащиковъ Громовской биржи. По слѣдствію оказалось, что въ убійствѣ участвовало нѣсколько человѣкъ, изъ рабочихъ той-же биржи, и что они рѣшились на преступленіе, главнымъ образомъ, изъ мести къ покойному за то, что онъ ихъ разсчиталъ, т. е. отказалъ имъ отъ службы.
Говоря о поводахъ, дѣйствующихъ подстрекательнымъ образомъ на податливую волю преступниковъ, слѣдуетъ упомянуть объ одной группѣ убійствъ, совершаемыхъ съ цѣлью грабежа, гдѣ поводъ къ этому даютъ отчасти сами жертвы своимъ исключительнымъ образомъ жизни. Въ каждомъ околодкѣ всегда найдется субъектъ, ведущій одинокую, уединенную жизнь анахорета въ четырехъ стѣнахъ своего жилища и, въ большинствѣ случаевъ, по образу Гарпагона или Плюшкина. Это—чаще всего—старики, озлобленные на свѣтъ, сухіе и мнительные, скопившіе капиталецъ и трясущіеся надъ нимъ, какъ надъ единственнымъ для нихъ въ жизни сокровищемъ и утѣшеніемъ. Живутъ они совершенно изолированно, часто даже безъ прислуги, живутъ въ глуши, скупо, неряшливо и ни съ кѣмъ не знаются. Однакожъ любознательный околодокъ ихъ хорошо знаетъ и указываетъ на нихъ пальцами, какъ на чудаковъ. Во всѣхъ окрестныхъ мелочныхъ лавочкахъ, въ кабакахъ и портерныхъ, мѣстные вѣстовщики и «кумушки» чешутъ на ихъ счетъ болтливые языки и перемываютъ имъ косточки. Составляется о нихъ, такимъ образомъ, молва и всегда въ этой молвѣ существеннымъ содержаніемъ служитъ сказаніе, что у этихъ «скупердяевъ» деньги лежатъ въ сундукахъ — большія деньги! «На ловца и звѣрь бѣжитъ»… Соблазнительная молва эта наскакиваетъ на какого нибудь мѣстнаго или захожаго проходимца и лодыря, и производитъ на него подстрекающее впечатлѣніе. Двѣ, три справки, нѣсколько усилій мысли, недолгая борьба съ покладистой совѣстью, и—замыселъ на убійство готовъ!
Въ 1871 г., въ одномъ изъ пригородовъ Петербурга жило, въ собственномъ деревянномъ домѣ, очень странное купеческое семейство, состоявшее изъ старика-дяди и его двухъ племянницъ—пожилыхъ дѣвицъ. Старикъ торговалъ безотлучно цѣлый день въ собственной мелочной лавочкѣ, довольно далеко отстоявшей отъ
исполнить задуманное преступление ему не удалось. Как-то, в семидесятых годах, был задушен и ограблен у себя на квартире один из приказчиков Громовской биржи. По следствию оказалось, что в убийстве участвовало несколько человек, из рабочих той же биржи, и что они решились на преступление, главным образом, из мести к покойному за то, что он их рассчитал, т. е. отказал им от службы.
Говоря о поводах, действующих подстрекательным образом на податливую волю преступников, следует упомянуть об одной группе убийств, совершаемых с целью грабежа, где повод к этому дают отчасти сами жертвы своим исключительным образом жизни. В каждом околотке всегда найдется субъект, ведущий одинокую, уединенную жизнь анахорета в четырех стенах своего жилища и, в большинстве случаев, по образу Гарпагона или Плюшкина. Это — чаще всего — старики, озлобленные на свет, сухие и мнительные, скопившие капиталец и трясущиеся над ним, как над единственным для них в жизни сокровищем и утешением. Живут они совершенно изолированно, часто даже без прислуги, живут в глуши, скупо, неряшливо и ни с кем не знаются. Однакож любознательный околоток их хорошо знает и указывает на них пальцами, как на чудаков. Во всех окрестных мелочных лавочках, в кабаках и портерных, местные вестовщики и «кумушки» чешут на их счет болтливые языки и перемывают им косточки. Составляется о них, таким образом, молва и всегда в этой молве существенным содержанием служит сказание, что у этих «скупердяев» деньги лежат в сундуках — большие деньги! «На ловца и зверь бежит»… Соблазнительная молва эта наскакивает на какого-нибудь местного или захожего проходимца и лодыря, и производит на него подстрекающее впечатление. Две, три справки, несколько усилий мысли, недолгая борьба с покладистой совестью, и — замысел на убийство готов!
В 1871 г., в одном из пригородов Петербурга жило, в собственном деревянном доме, очень странное купеческое семейство, состоявшее из старика-дяди и его двух племянниц — пожилых девиц. Старик торговал безотлучно целый день в собственной мелочной лавочке, довольно далеко отстоявшей от
