среды, не имѣетъ границъ и проявляется въ весьма рѣзкихъ формахъ. Напримѣръ, статистика высчитала, что, при разложеніи общей суммы цѣнностей, производимыхъ въ Европѣ земледѣліемъ и индустріей, на общее число ея жителей, средній ежегодный доходъ европейца составляетъ всего лишь 60 рублей въ годъ или 16½ коп. въ день. Несомнѣнно, что существуетъ масса людей, которые цѣлую жизнь довольствуются доходомъ въ такомъ размѣрѣ, и можно допустить, что многіе изъ нихъ, при низкомъ уровнѣ своихъ потребностей, не чувствуютъ особенной крайности. Между тѣмъ, если взять какого нибудь аристократа, привыкшаго соизмѣрять свои потребности десятками тысячъ, и сократить его громадные доходы хотя на половину, онъ—несчастный человѣкъ, который совершенно основательно съ точки зрѣнія—своей личной и своей среды—будетъ плакаться на свою горькую крайность. Сошлемся на болѣе наглядные для всякаго, реальные примѣры.
Извѣстно, изъ личнаго опыта каждаго петербуржца, принадлежащаго къ образованному слою общества и къ классу людей средняго достатка, что въ настоящее время въ Петербургѣ, при существующей дороговизнѣ и низкомъ курсѣ нашего рубля, ежегодный доходъ на семейный домъ въ одну и даже двѣ тысячи рублей совершенно недостаточенъ для покрытія всѣхъ потребностей первой необходимости, не говоря уже о роскоши, если мѣрять эти потребности на масштабъ культурной жизни. И рядомъ съ этими несомнѣнными «бѣдняками», не выходящими изъ самой тѣсной «крайности», въ Петербургѣ живетъ въ совершенномъ довольствѣ, на аршинъ своихъ потребностей, масса людей, весь годичный доходъ которыхъ равняется нѣсколькимъ десяткамъ рублей. Мы разумѣемъ низшій промышленно-рабочій слой столичнаго населенія, напр.: домовую прислугу, извощиковъ, ремесленниковъ и т. д.
Всѣ эти соображенія и контрасты указываютъ, вопервыхъ, на закоренѣлыя уродливости существующаго соціальнаго statu quo, создающаго такое рѣзкое неравенство въ развитіи потребностей, которыя у однихъ стоятъ на уровнѣ примитивнаго быта, а у другихъ—достигаютъ сибаритства и расточительной изысканности, и—это наряду съ такою-же рѣзкою неравномѣрностью въ распредѣленіи земныхъ благъ. Во-вторыхъ, данныя эти указываютъ на крайнюю относительность понятія о «бѣдности», откуда сама собой возникаетъ необходимость провѣрки сложившагося и господствующаго мнѣнія,
среды, не имеет границ и проявляется в весьма резких формах. Например, статистика высчитала, что, при разложении общей суммы ценностей, производимых в Европе земледелием и индустрией, на общее число её жителей, средний ежегодный доход европейца составляет всего лишь 60 рублей в год или 16½ коп. в день. Несомненно, что существует масса людей, которые целую жизнь довольствуются доходом в таком размере, и можно допустить, что многие из них, при низком уровне своих потребностей, не чувствуют особенной крайности. Между тем, если взять какого-нибудь аристократа, привыкшего соизмерять свои потребности десятками тысяч, и сократить его громадные доходы хотя на половину, он — несчастный человек, который совершенно основательно с точки зрения — своей личной и своей среды — будет плакаться на свою горькую крайность. Сошлемся на более наглядные для всякого, реальные примеры.
Известно, из личного опыта каждого петербуржца, принадлежащего к образованному слою общества и к классу людей среднего достатка, что в настоящее время в Петербурге, при существующей дороговизне и низком курсе нашего рубля, ежегодный доход на семейный дом в одну и даже две тысячи рублей совершенно недостаточен для покрытия всех потребностей первой необходимости, не говоря уже о роскоши, если мерять эти потребности на масштаб культурной жизни. И рядом с этими несомненными «бедняками», не выходящими из самой тесной «крайности», в Петербурге живет в совершенном довольстве, на аршин своих потребностей, масса людей, весь годичный доход которых равняется нескольким десяткам рублей. Мы разумеем низший промышленно-рабочий слой столичного населения, напр.: домовую прислугу, извозчиков, ремесленников и т. д.
Все эти соображения и контрасты указывают, во-первых, на закоренелые уродливости существующего социального statu quo, создающего такое резкое неравенство в развитии потребностей, которые у одних стоят на уровне примитивного быта, а у других — достигают сибаритства и расточительной изысканности, и — это наряду с такою же резкою неравномерностью в распределении земных благ. Во-вторых, данные эти указывают на крайнюю относительность понятия о «бедности», откуда сама собой возникает необходимость проверки сложившегося и господствующего мнения,
