получалъ чрезвычайныя полномочія и титулъ αύτοκράτωρ). Выборы стратеговъ естественно приняли иной характеръ: теперь ихъ стали избирать въ общемъ народномъ собраніи, а такъ какъ и въ филахъ, и въ общей экклееіи голосовало воинство, это значитъ, что стратеговъ, избирали не отдѣльныя войсковыя части, а вся соединенная армія. Свое скромное прежнее занятіе, командованіе отрядомъ филы, стратеги должны были передать второстепеннымъ начальникамъ, таксіархамъ, а сами составили коллегію высшаго военнаго совѣта.
Въ качествѣ новой, какъ бы имперской и притомъ военно-финансовой должности стратеги становятся первыми сановниками въ государствѣ и совершенно оттѣсняютъ старинную узко-городскую и гражданскую должность архонтовъ. Паденіе архонтства ярко выразилось въ томъ, что (съ 487 г.) эту должность стали замѣщать не прямыми выборами опредѣленныхъ лицъ, а по жребію изъ многихъ и притомъ незначительныхъ кандидатовъ. За архонтами остался только почетъ: по-прежнему именемъ перваго архонта продолжали обозначать годъ.
Въ возвышеніи стратеговъ отражается воинственный наклонъ аѳинской общины, которая перестала быть обыкновеннымъ кантономъ, а сразу сдвинулась на положеніе руководящей силы въ большомъ кругу фактически подчиненныхъ ей общинъ. Все, что связано было съ новой широкой политикой, сосредоточилось теперь въ вѣдѣніи стратеговъ. На нихъ перешла, въ сущности, дипломатія: они вели переговоры съ иностранными державами, заключали капитуляціи и перемирія и вносили на обсужденіе народа и совѣта международные трактаты; въ качествѣ уполномоченныхъ они скрѣпляли принятые народомъ договоры своей присягой. Стратеги должны были озаботиться всѣми приготовленіями къ войнѣ и къ защитѣ территоріи Аѳинъ, доставленіемъ городу провіанта, наборомъ солдатъ, утвержденіемъ тріерарховъ, а также, когда выписывался чрезвычайный военный налогъ (είσφορά), организаціей его сбора. По вопросамъ дипломатическимъ и финансовымъ стратегамъ приходилось постоянно сноситься съ совѣтомъ 500. Они имѣли свободный доступъ въ совѣтъ и право доклада въ его засѣданіяхъ; если совѣтъ принималъ докладъ стратеговъ, они вносили свое предложеніе потомъ въ народное собраніе отъ имени своего и совѣта. Стратеги могли потребовать чрезвычайнаго засѣданія совѣта, или созыва особаго народнаго собранія.
Несмотря на возрастаніе авторитета стратеговъ, ясно чувствовалась ихъ зависимость отъ массы воинства, которая со времени національной войны составляла сплоченную организацію, заполнявшую народное собраніе. Помимо того, что выборъ ихъ и переизбраніе на короткій срокъ исключительно зависѣли отъ народа, стратеги еще обязаны были подробнымъ отчетомъ при сложеніи своей должности. Далѣе, всегда оставалась возможность внезапной провѣрки дѣятельности стратега въ концѣ каждой изъ 10 пританій, на которыя раздѣлялся годъ: посредствомъ открытаго голосованія поднятіемъ рукъ (ὲπιχειροτονία) народъ могъ выразить свое недовольство; въ результатѣ стратегъ терялъ должность и отдавался подъ судъ.
Возможность такого неожиданнаго вмѣшательства и внезапнаго прекращенія службы заставляла первыхъ должностныхъ лицъ республики обращаться къ демагогіи, т.‑е. прибѣгать къ различнымъ способамъ вліянія на народную массу, разъ уже сложилось такое безпокойное, недовѣрчивое отношеніе къ вождямъ. Демагогія выражалась особенно наглядно во всякаго рода раздачахъ по отношенію къ народу. Большое впечатлѣніе въ Аѳинахъ производила щедрость богатаго Кимона, сына Мильтіада, выступившаго въ 70‑хъ годахъ опаснымъ соперникомъ Ѳемистокла. Аристотель изображаетъ Перикла продолжателемъ Кимона въ смыслѣ раздачъ народу, но, слѣдуя реакціоннымъ характеристикамъ, находитъ глубокую противоположность въ источникахъ и манерѣ раздачъ того и другого изъ двухъ политическихъ дѣятелей: Кимонъ, ласковый, тароватый, выдавалъ изъ собственныхъ средствъ, а Периклъ, холодный, скупой, устроилъ раздачи изъ казенныхъ достояній9. Можетъ быть, разница характеровъ дѣйствительно вѣрно схвачена и передана у Аристотеля, но для насъ не то важно, что Кимонъ былъ симпатичнѣе Перикла, а то, что съ теченіемъ времени притязанія массы крайне возросли, и такъ какъ никакими частными средствами (впрочемъ, получавшимися все изъ той же военной добычи) невозможно было ихъ удовлетворить, то, слѣд., оставалось только организовать правильную раздачу общественныхъ суммъ, которыя составлялись изъ излишковъ отъ военныхъ пріобрѣтеній. Другое средство, необходимое для успѣшной демагогіи, сводилось къ постоянному воздѣйствію на массу въ большихъ народныхъ собраніяхъ. Судя по вышеприведенному отрывку рѣчи Ѳемистокла (у Ѳукидида), онъ первый заявилъ себя мастеромъ демагогическихъ обращеній къ народу, по крайней мѣрѣ, онъ быль первымъ, о рѣчахъ котораго дошла память. Въ искусствѣ демагогическаго воздѣйствія, кажется, никто не превзошелъ Перикла: во всякомъ случаѣ, никто такъ долго не удерживался на зыбкой поверхности аѳинской политической жизни съ ея непрерывными отчетами, провѣрками стратеговъ, постоянной возможностью внезапной катастрофы, нетерпѣливыми и острыми запросами, выходившими изъ среды народнаго собранія.
При этихъ условіяхъ политическая борьба въ Аѳинахъ, и безъ того достаточно жестокая, должна была еще болѣе обостриться. Выборы въ стратеги стали ежегоднымъ смотромъ силъ для борющихся партій.
