суммы на снаряженіе кораблей, экипировку воинства, снабженіе экспедиціи провіантомъ. Съ военнымъ флотомъ собирались выѣхать торговыя суда, владѣльцы которыхъ мечтали о непосредственномъ приступѣ къ коммерческимъ операціямъ въ западныхъ водахъ. Такимъ образомъ аѳинская паралія, въ лицѣ своихъ богатѣйшихъ представителей, еще не остыла къ мысли о колоніальныхъ захватахъ; она какъ будто переживала новый порывъ героическаго имперіализма.
Сицилійская экспедиція. Эскадра, выѣхавшая лѣтомъ 415 г., состояла изъ 134 тріеръ, среди нихъ 100 собственно аѳинскихъ; на транспортахъ везли армію въ 6½ тысячъ воиновъ, между ними немалое количество гоплитовъ изъ зажиточнаго аѳинскаго гражданства; морской экипажъ состоялъ изъ 25.000 человѣкъ; отправилось около ⅓ всего класса ѳетовъ. Весь городъ, вся масса народа, граждане и чужестранцы, спустились въ гавань, кто проводить своихъ близкихъ, кто поглядѣть на «грандіозное и невѣроятное предпріятіе. До сей поры ни одинъ городъ никогда не выпускалъ военнаго флота, который бы стоилъ такъ дорого и былъ такъ великолѣпно снаряженъ»22. Въ составѣ экспедиціоннаго корпуса были каменщики и плотники, спеціалисты по возведенію укрѣпленій. Эта подробность открываетъ намъ своеобразный планъ аѳинской стратегіи. Во время десятилѣтней войны Аѳины блестяще выдержали ίπιτειχισμὸς, крѣпостную защиту. Считая себя первоклассными мастерами въ этомъ способѣ боя, аѳиняне заранѣе предполагали примѣнить къ Сиракузамъ и другимъ городамъ Сициліи крѣпостную войну въ широкихъ размѣрахъ, при чемъ себѣ отводили роль нападающихъ: Никій потомъ занятъ сооруженіемъ вокругъ Сиракузъ громадной стѣны съ фортами, которая должна была изолировать и запереть городъ съ суши.
Ѳукидидъ видитъ главную ошибку аѳинянъ въ томъ, что они отступили отъ осторожныхъ традицій перикловской политики, потянулись за далекимъ пріобрѣтеніемъ, не развязавъ себѣ рукъ дома, не обезпечивъ своего положенія въ Элладѣ. По мнѣнію историка, аѳиняне задумали подчинить Сицилію, не имѣя истиннаго представленія ни о размѣрахъ острова, ни о количествѣ его населенія, эллинскаго и варварскаго, и не давая себѣ яснаго отчета въ томъ, что начатая ими война по трудности не уступаетъ только что выдержанной борьбѣ съ пелопоннесцами23. Можно ли согласиться съ историкомъ въ томъ, что эта экспедиція была въ дѣйствительности столь опрометчивой, неразумной затѣей? Или Ѳукидидъ дѣлаетъ только обратное заключеніе отъ несчастливаго исхода къ необдуманности замысла?
Въ сицилійскомъ предпріятіи 415 года есть обстоятельства, вызывающія недоумѣніе. Почему аѳиняне не пытались возобновить гораздо болѣе близкія задачи, почему они покинули мысль о возвращеніи городовъ ѳракійскаго побережья, почему не старались обезопасить себя со стороны Пелопоннеса, хотя можно было ожидать наступательныхъ дѣйствій Спарты, почему вмѣсто всего этого они бросились въ отдаленную кампанію, полную риска? Одинъ отвѣтъ напрашивается самъ собой: такова была обычная психологія аѳинянъ, сложившаяся въ своего рода національный характеръ. Не разъ въ своей великодержавной исторіи они дѣлаютъ ту же роковую ошибку: принимаются за нѣсколько крупныхъ дѣлъ сразу, тянутся за далекимъ, когда не рѣшено близкое, при чемъ разсчитываютъ силой широкаго размаха разрубить всѣ ближайшія непосредственныя затрудненія. Въ этомъ смыслѣ на сицилійскую экспедицію похожъ египетскій походъ 459 года, предпринятый въ то время, когда надъ Аѳинами также грозно висѣла война съ пелопоннесцами. Въ египетскомъ походѣ, казалось, даже несравненно болѣе риска; вѣдь тогда аѳиняне нападали на самого великаго царя въ его владѣніяхъ, боролись противъ его неисчерпаемыхъ силъ. Въ Сициліи они имѣли дѣло съ одной, правда, крупной, но плохо вооруженной общиной. Взятіе Сиракузъ не представляло ничего невѣроятнаго. Лѣтомъ 414 года Никій стѣснилъ осажденный городъ въ такой мѣрѣ, что предстояла почти неминуемая его капитуляція; неудачи аѳинянъ начались съ момента, когда совершенно неожиданно въ Сиракузы пробился Гилиппъ съ вспомогательными силами. Извѣстно далѣе, что въ Сиракузахъ имѣлась партія, готовая передать городъ въ руки аѳинянъ. Можетъ быть, это обстоятельство имѣло болѣе широкое значеніе, чѣмъ кажется на первый взглядъ. Въ Сиракузахъ существовала демократія, во многомъ похожая на аѳинскую. Не было ли нѣкотораго взаимнаго тяготѣнія между аѳинскими ѳетами и сиракузскимъ простонародьемъ? Если возможна была круговая порука олигархій, то отчего не допустить возникновенія мысли о подобномъ же союзѣ низшихъ классовъ, и именно въ средѣ тѣхъ общинъ, гдѣ эти классы понемногу превращались въ пролетарское корпоративное воинство? Въ меньшихъ размѣрахъ такая коалиція осуществилась потомъ между демосомъ Аѳинъ и Самоса.
Какъ бы ни были сильны мотивы подобнаго рода, они не оставили слѣда въ литературѣ, и это понятно. Интеллигенція отошла отъ массы, и у демократіи не было своей публицистики, не было вообще органа для выраженія своихъ настроеній. Нѣкоторое представленіе о мечтахъ аѳинскаго народа этого времени даетъ комедія Аристофана «Птицы», поставленная въ самый разгаръ великихъ надеждъ, связанныхъ съ сицилійскимъ предпріятіемъ. Тутъ изображены аѳиняне, которые безпокойно блуждаютъ, неудовлетворенные своей тѣсной родиной; раздобывши себѣ крылья, они отдѣляются отъ жалкой земной юдоли и со-
