потому, что эти наблюдатели застали еще архаичную Спарту, не успѣвшую превратиться въ плутократію подъ вліяніемъ персидскаго золота.
Бытовыя черты старинной Спарты. Для писателя V вѣка о Спартѣ мало есть, что разсказать. «Количественная сила спартанцевъ была неизвѣстна, говоритъ Ѳукидидъ[1], благодаря тайнѣ ея политики». Въ самомъ дѣлѣ, здѣсь все было окружено секретомъ; не существовало публичныхъ дебатовъ; община относилась необычайно недовѣрчиво къ постороннимъ, что выражалось въ обычаѣ высылки иностранцевъ (ξενηλαστία), практиковавшейся по временамъ; надо прибавить низкій культурный уровень спартанскаго общества и отсутствіе мѣстныхъ публицистовъ, которые могли бы сообщить свои наблюденія.
Во времена Геродота организаторомъ существующаго спартанскаго порядка (κόνομία) считался Ликургъ, «выдающаяся личность», но самъ не царь, а лишь опекунъ одного изъ малолѣтнихъ царей. Отъ Ликурга идетъ прославленное благоустройство (εύνομία) Спарты. Геродотъ сообщаетъ двѣ версіи происхожденія законовъ Ликурга: по одной онъ дѣйствуетъ подъ вліяніемъ божественнаго внушенія, чуть ли не вдохновляемый непосредственно Пиѳіей, по другой, распространенной у самихъ спартанцевъ, Ликургъ заимствуетъ строй изъ Крита[2]. Когда жилъ Ликургъ и давно ли существуетъ прочное устройство общины, представлялось Геродоту неяснымъ, но, судя по нѣкоторымъ даннымъ, онъ не былъ склоненъ особенно далеко возводить въ старину моментъ благотворной реформы. Болѣе увѣренно говоритъ о древности спартанскаго устройства Ѳукидидъ, не упоминая, однако, ни о какомъ иниціаторѣ: по его словамъ, Спарта не измѣняла своихъ порядковъ въ теченіе 400 лѣтъ, т.‑е. онъ возводитъ спартанское устройство къ IX вѣку[3]. Ѳукидидовская цифра, круглая и слишкомъ значительная, вызываетъ нѣкоторыя сомнѣнія. Намъ нѣтъ, однако, нужды провѣрять ее. Достаточно того, что спартанскій строй представлялся постороннимъ наблюдателямъ очень стариннымъ и консервативнымъ. Ѳукидидъ считаетъ, что учрежденія и обычаи Спарты имѣли по преимуществу старомодный обликъ[4]. Геродотъ подробно описываетъ тѣ устарѣлости, которыми поражала современная ему Спарта[5]. Въ ихъ числѣ онъ изображаетъ патріархальную обстановку власти басилеевъ, передаетъ, какіе они получали подарки, взносы натурой, каковы были исполняемыя на нихъ повинности. Нѣкоторые обычаи, напримѣръ, шумныя изъявленія траура по умершему басилею, кажутся ему чѣмъ-то дикарскимъ, и Геродотъ вспоминаетъ извѣстные ему аналогичные обряды азіатскихъ варваровъ. Вниманіе Геродота останавливаетъ еще одна черта, которая кажется ему опять-таки не греческой, и аналогію ей онъ отыскиваетъ въ Египтѣ. Это — наслѣдственность профессій, или, иначе говоря, кастичность общественныхъ слоевъ. Хотя сравненіе съ Египтомъ выбрано не вполнѣ удачно, но мысль Геродота легко понять; его поразила неподвижность общественныхъ отношеній въ Спартѣ, рѣзкія преграды, поставленныя между классами.
Характеристика Геродота вполнѣ понятна, если принять во вниманіе его увлеченіе демократическими нравами аѳинской республики, гдѣ общественныя различія легко сглаживались и стирались. Отъ того же противоположенія Спарты и Аѳинъ исходитъ консервативный авторъ анонимной брошюры объ аѳинскомъ строѣ, приписанной Ксенофонту, но въ дѣйствительности вышедшей около 425 года. Враждебный аѳинскому своеволію вообще, онъ указываетъ на ту свободу, которою пользуются рабы въ Аѳинахъ, на ихъ хорошіе заработки, на то, что ихъ трудно отличить отъ гражданъ низшихъ классовъ и что они не боятся господъ. «Совсѣмъ другое дѣло въ Лакедемонѣ, тамъ всѣ рабы, какъ классъ, чувствуютъ страхъ передъ господами»[6]. Аѳинскій аристократъ втайнѣ завидуетъ спартанской соціальной іерархіи.
Рядомъ съ указаніемъ на отсталость общественнаго и политическаго строя Спарты есть свѣдѣнія о новаторской роли, которую она сыграла въ различныхъ областяхъ быта. Ѳукидидъ говоритъ, что спартанцы первые отказались отъ длинной роскошной старинной одежды, сближавшей грековъ съ азіатами и предрасполагавшей къ изнѣженности; они ввели костюмъ болѣе простой и гигіеничный, и вмѣстѣ съ тѣмъ выработали формы здороваго гимнастическаго воспитанія; появленіе новаго чисто-греческаго стиля жизни составляетъ ихъ заслугу[7]. Какъ примирить эти нѣсколько противорѣчивыя на видъ черты характера спартанской общественности?
Военно-землевладѣльческій классъ въ Спартѣ. Спартанскій строй быль дѣломъ опредѣленнаго замкнутаго класса, который ко времени Геродота и Ѳукидида сталъ приходить въ упадокъ. Господа (δεσπόται) выводили себя отъ завоевателей дорянъ, когда-то пришедшихъ съ сѣвера и подчинившихъ себѣ туземное населеніе, большая часть котораго стала крѣпостными (οίκέται). Вѣроятно, дорійскія дружины составляли большую силу, если имъ удалось занять не только долину Эврота, но, вскорѣ также, отдѣленную отъ нея хребтомъ Тайгетомъ равнину Мессеніи, — двѣ лучшія области Пелопоннеса. Потомки пришлыхъ героическихъ воителей считались всѣ товарищами, равными другъ другу (δμοιοι). Въ свое время они получили хорошіе надѣлы, и владѣніе землей считалось непремѣннымъ условіемъ для того, чтобы удержаться въ составѣ людей благороднаго званія. Отсюда забота о сохраненіи стариннаго права, въ силу котораго господскіе клеры могли переходить только по наслѣдству; всякаго рода покупка, дареніе земли
