— Напримѣръ? Чего бы вы еще хотѣли, Чайкъ?
— Мать выписать изъ Россіи, если ужъ самому нельзя на родину. Только едва ли мать поѣдетъ.
— Отчего?
— Побоится. Далеко очень.
— А больше у васъ нѣтъ желаній?
— Прожить хорошо.
— Что вы называете: хорошо.
— По совѣсти. Людей не обижать, злого не дѣлать.
— И только?.. А разбогатѣть развѣ не хотите?
— Я и такъ богатъ, добродушно промолвилъ матросъ. — И никогда не забуду, какъ вы наградили меня, капитанъ! — съ чувствомъ прибавилъ Чайкинъ.
— Я говорю: разбогатѣть по-настоящему, имѣть много, много денегъ.
— Богъ съ ними, съ деньгами. Что съ ними дѣлать?Я въ бѣдности выросъ и никогда не думалъ о богатствѣ.
— Я перваго встрѣчаю, какъ вы, Чайкъ. Счастливый и хорошій вы человѣкъ! — съ необыкновенною задушевностью проговорилъ капитанъ Блэкъ и примолкъ.
А Чайкинъ смотрѣлъ на блѣдное мрачное лицо капитана и про себя пожалѣлъ его и подумалъ?
«Вѣрно, совѣсть оказала себя!»
И въ головѣ Чайкина невольно пронеслись воспоминанія и о жестокости капитана въ плаваніи, и объ убійствѣ Чезаре, и о приказаніи выбросить за бортъ живого негра Сама, и о ненависти экипажа «Диноры», и вообще о дурной жизни Блэка, про которую, бывало, на вахтахъ разсказывалъ пріятель Чайкина — Долговязый.
Нашъ простодушный матросъ чувствовалъ скорѣе, чѣмъ понималъ, что этотъ человѣкъ страшенъ, именно, потому, что ничего не боится, не зная удержа своей волѣ, но что въ немъ, вмѣстѣ съ дурнымъ и злымъ, есть хорошее и доброе, которое теперь заговорило въ немъ и доводитъ его до «отчаянности», какъ про себя опредѣлилъ Чайкинъ мрачное настроеніе капитана Блэка.
