веннымъ уваженіемъ глядя на этого молодого бѣлобрысаго человѣка съ кроткими и вдумчивыми глазами.
— Что вы, миссъ Дженъ! куда мнѣ?—застѣнчиво, весь вспыхивая, проговорилъ Чайкинъ .—Мнѣ самому надоулюдей учиться, а не то, что других учить.
Но американка, казалось, была другого мнѣнія, и въ ея воображеніи, вѣроятно, уже представлялся этотъ скромный Чайкинъ, говорящій съ «платформы» громадной толпѣ свои рѣчи, полныя любви и прощенія.
— Подумайте объ этомъ, Чайкъ,—подумайте!—серіозно продолжала миссъ Дженъ.—А за средствами дѣло не станетъ. Я напишу отцу, и опъ, конечно, не откажетъ дать денегъ, чтобы вы не думали о завтрашнемъ днѣ. И вы, Чайкъ, могли бы переѣзжать изъ города въ городъ и призывать людей къ лучшей жизни. Нашелся бы вѣрный других, который сопровождалъ бы васъ, извѣщалъ въ газетахъо вашихъ проповѣдяхъ, печаталъ бы рекламы,—словомъ, помогалъ бы вамъ, Чайкъ... И вы свершили бы богоугодное дѣло... Однако, уже болѣе пяти минутъ прошло!—спохватилась сидѣлка.
И съ этими словами она поднялась съ кресла и ушла, пожелавъ еще разъ Чайкину серіозно подумать объ этомъ и обѣщая написать ему болѣе подробно на ферму.
Чайкинъ невольно улыбнулся, прппомнивъ, сколько предложеній было ему сдѣлано въ послѣднее время и какихъ только разнообразныхъ: начинаясъ предложенія выступить въ театрѣ и кончая предложеніемъ быть проповѣдникомъ.
Могъ ли онъ думатьо чемъ-либо подобномъ годъ тому назадъ, когда опоздалъ на шлюпку и, встрѣченный Абрамсономъ, остался въ С.-Франциско, чтобы больше уже не вернуться на «Проворный!»
И онъ вспомнилъ весь этотъ годъ, полный такого серіознаго значенія для него не столько въ смыслѣ перемѣны его положенія, сколько въ умственномъ пробужденіи и, такъ сказать, въ душевной свободѣ, и ему казалось, что съ нимъ случилось что-то такое, что случается только въ сказкахъ.
И онъ мысленно благодарилъ Бога за то, что Онъ не поки-
