начинайте дѣло... и насчетъ ваксы... А я хочу еще сто долларовъ вамъ дать. Вѣдь, я вашъ компаніонъ...
И съ этими словами Чайкинъ полѣзъ за назуху и досталъ деньги...
Абрамсонъ не могъ выговорить слова. Слезы текли изъ его глазъ.
— Пишите тогда, Абрамъ Исакіевичъ...
Абрамсонъ молчалъ.
Наконецъ онъ приподнялся съ постели и зашепталъ что-то по-еврейски, должно быть, молитву, и затѣмъ прерывающимся отъ волненія голосомъ сказалъ:
— Богъ отплатитъ вамъ за все, Василій Егоровичъ. И за Ривку, и за меня, и за Сару...
Чайкинъ пожалъ сухую горячую руку Абрамсона и тихо вышелъ за двери.
Въ дверяхъ онъ столкнулся съ Сарой. Та обрадовалась, увидавъ Чайкина, и объяснила, что возвращается съ работы раньше, чтобы побыть около мужа. Онъ что-то плохъ въ послѣднее время.
— Какъ вы его нашли?
— Надо бы доктора.
— Доктора? А на что позовешь доктора, Василій Егоровичъ? Послѣ смерти Ривочки наши дѣла совсѣмъ плохи... Если бы тогда не вы, то и Ривочкѣ нельзя было бы хоть послѣдніе ея дни прожить хорошо. Благослови васъ Богъ... Прощайте, Василій Егоровичъ.
И съ этими словами Сара вошла въ двери.
Но пе прошло и двухъ минутъ, какъ она снова выскочила изъ дверей и пустилась бѣгомъ спускаться съ лѣстницы. Внизу она нагнала Чайкина, быстро схватила его руку, поцѣловала ее и побѣжала назадъ.
Чайкину было невыносимо грустно, когда онъ вышелъ на улицу, и направился не туда, куда собирался, а въ госпиталь, чтобы сказать миссъ Дженъ о больномъ евреѣ и попросить ее что-нибудъ сдѣлать для него.
Послѣ того, какъ миссъ Дженъ обѣщала прислать къ Абрам-