„Ужъ не агентъ ли сыскной полиціи!“ — пробѣжало въ его головѣ.
И онъ, нѣсколько смущенный, понижая голосъ до конфиденціальнаго шепота, уже самымъ любезнымъ, заискивающимъ тономъ просилъ „графа“ пожаловать въ комнату.
— Машенька! Выдь на минутку! — значительно проговорилъ онъ, обращаясь къ женѣ, и когда та прошмыгнула мимо гостя въ двери, предложилъ ему присѣсть и снова бросилъ на него пристальный взглядъ.
Тутъ, въ комнатѣ, при свѣтѣ лампы, онъ лучше осмотрѣлъ и костюмъ графа, и его испитое лицо, и ему показалось, что онъ гдѣ-то видѣлъ этого господина...
„Графъ“, между тѣмъ, не предъявлялъ своего агентскаго билета, и Иванъ Захаровичъ все болѣе и болѣе сомнѣвался, что передъ нимъ агентъ. Онъ, слава Богу, видывалъ ихъ! И, словно досадуя на свой напрасный страхъ, онъ сѣлъ на стулъ противъ „графа“ и не безъ нѣкоторой фамильярности сказалъ:
— Такъ но какому такому дѣлу пожаловали, господинъ?.. Извините, не нмѣю удовольствия знать, кто вы такой... А я съ незнакомыми никакихъ дѣловъ не веду... Да и, прямо ежели сказать, никакими дѣлами не занимаюсь.
— Я пришелъ получить у васъ метрическое свидѣтельство Антошки...
— Что-съ?..
— Слышали, кажется...
— Какого такого Антошки, позвольте узнать-съ? — нахально спросилъ Иванъ Захаровичъ, стараясь скрыть вновь овладѣвшее имъ безпокойство.
