служивающимъ той репутаціи, какой онъ пользовался. Прослышавъ про его богатство, онъ былъ увѣрепъ, что „знатный братецъ“, не смотря на всю свою корректность, далеко не разборчивъ въ средствахъ, но только умѣетъ ловко хоронить концы.
„Навѣрное воруетъ!“ — рѣшилъ „графъ“ и нерѣдко въ компаніи такихъ же пропойцъ, какъ онъ самъ, ораторствовалъ по поводу несправедливости и неправды, которыя царятъ на землѣ.
— Укради что-нибудь какой-нибудь уличный воришка — и его въ тюрьму, ему нѣтъ пощады, а если воруетъ видное лицо, какъ бы вы думали, что ему? Ничего! Даже если и попадется, то самое большее, что уволятъ и назначать въ какой-нибудь совѣтъ... Такъ-то на свѣтѣ творятся дѣла!
Онъ все ждалъ, что „знатный братецъ“ попадется и его уволятъ, но проходили года, и онъ крѣпко сидѣлъ на своемъ мѣстѣ, хотя озлобленная увѣренность „графа“ какъ будто и имѣла нѣкоторыя основанія. По крайней мѣрѣ, о безкорыстіи Опольева ходили весьма нелестные слухи въ бюрократическихъ кругахъ, и многіе удивлялись, какъ это министръ вѣритъ въ добродѣтели Опольева.
Съ такими недобрыми воспоминаніями о своемъ „знатномъ братцѣ“ графъ еще долго не засыпалъ. Онъ уліъ не надѣялся больше на отвѣтъ. Никакого отвѣта не будетъ. Необходимо придумать новый источникъ для пріобрѣтенія полушубка.
12.
На слѣдующее утро, скверное и сырое октябрьское утро, „графъ“ съ Антошкой отправились въ Александровскій рынокъ и послѣ тщательнаго осмо-
