ти! разшевелился Млекопитаевъ, возчувствовавшій въ себѣ игривый приливъ любезности.
— Ну, такъ сядемте. Я приготовлю вамъ пуншикъ.
Сѣли и приготовили. Приготовивши, выпили. За первымъ Млекопитаеву былъ налить второй. Выпивъ этотъ второй, нашъ скромный чиновникъ еще живѣе возчувствовалъ игривый приливъ любезности и даже нѣжности какой-то, что, кромѣ пунша, усиливали въ немъ еще и кокетливые глазки Ниночки. Онъ таялъ и умилялся духомъ своимъ.
— Садитесь-ка поближе, рядомъ со мною, предложила ему Ниночка, наливая третій стаканъ. Млекопитаевъ сѣлъ и поближе. Ему было очень тепло и очень пріятно. Онъ попросилъ позволенія поцаловать ручку; Ниночка не отказала и дала ему обѣ.
— Вамъ это пріятно? спросила она, наклонясь близко къ его физіономіи.
— Это блаженство, о которомъ я и мечтать не смѣлъ бы, прошепталъ очарованный Млекопитаевъ.
ти! расшевелился Млекопитаев, восчувствовавший в себе игривый прилив любезности.
— Ну, так сядемте. Я приготовлю вам пуншик.
Сели и приготовили. Приготовивши, выпили. За первым Млекопитаеву был налить второй. Выпив этот второй, наш скромный чиновник еще живее восчувствовал игривый прилив любезности и даже нежности какой-то, что, кроме пунша, усиливали в нём еще и кокетливые глазки Ниночки. Он таял и умилялся духом своим.
— Садитесь-ка поближе, рядом со мною, предложила ему Ниночка, наливая третий стакан. Млекопитаев сел и поближе. Ему было очень тепло и очень приятно. Он попросил позволения поцеловать ручку; Ниночка не отказала и дала ему обе.
— Вам это приятно? — спросила она, наклонясь близко к его физиономии.
— Это блаженство, о котором я и мечтать не смел бы, — прошептал очарованный Млекопитаев.
