— Вы всѣ мущины такіе измѣнщики, вѣтренники; вамъ хорошей дѣвушкѣ и довѣриться нельзя, шепелявила между тѣмъ Ниночка, не отнимая отъ губъ его своихъ ручекъ.
— Помилуйте-съ… зачѣмъ же такъ… совсѣмъ напротивъ…
— Вы все мечтаете, какъ бы обмануть хорошую дѣвушку… Извѣстно, погубители…
— Это, конечно, бываетъ; только не я-съ… Я могу доказать…
— Такъ вы не такой, какъ другіе?
— Совсѣмъ напротивъ… а очень могу чувствовать…
— Я вамъ вѣрю! томно произнесла Ниночка, и, наклонившись совсѣмъ къ лицу Млекопитаева, приложила губки свои къ его щекѣ и не отрывала ихъ. Млекопитаевъ былъ внѣ себя отъ восторга. Онъ совершенно размякъ, какъ булка въ Ниночкиномъ стаканѣ чая.
Вдругъ быстро и съ шумомъ разтворилися двери — и на порогѣ показался грозный призракъ Анны Ивановны, сопровождаемый двумя свидѣтелями.
— Вы все, мужчины, такие изменщики, ветренники; вам хорошей девушке и довериться нельзя, — шепелявила между тем Ниночка, не отнимая от губ его своих ручек.
— Помилуйте-с… зачем же так… совсем напротив…
— Вы всё мечтаете, как бы обмануть хорошую девушку… Известно, погубители…
— Это, конечно, бывает; только не я-с… Я могу доказать…
— Так вы не такой, как другие?
— Совсем напротив… а очень могу чувствовать…
— Я вам верю! томно произнесла Ниночка, и, наклонившись совсем к лицу Млекопитаева, приложила губки свои к его щеке и не отрывала их. Млекопитаев был вне себя от восторга. Он совершенно размяк, как булка в Ниночкином стакане чая.
Вдруг быстро и с шумом растворилися двери — и на пороге показался грозный призрак Анны Ивановны, сопровождаемый двумя свидетелями.
