рены, что такой тузъ за пустяками сюда не пріѣхалъ бы. Нечего и прибавлять, конечно, что предложеніе его было самаго патріотическаго и почти безкорыстнаго свойства, а судя по спокойно увѣренному выраженію его лица, не трудно было догадаться, что Соломонъ Соломоновичъ уже не сомнѣвается въ успѣхѣ своего дѣла.
Народу въ этотъ день собралось къ обѣду какъ-то больше, чѣмъ обыкновенно. Обѣдъ же въ Чаушкѣ-Махалѣ накрывался не въ обширномъ шатрѣ, который, вмѣстѣ съ тяжелымъ обозомъ главной квартиры, остался въ Тырновѣ, а просто на воздухѣ, подъ деревьями, въ разныхъ концахъ двора, лишь бы была тѣнь, а ужь ѣсть и сидѣть — на чемъ попало. Тутъ для устройства столовъ и сидѣній пошло въ ходъ все, что́ нашлось подъ рукою: дверь, снятая съ петель, доски отъ полокъ и изъ-подъ яслей, колесныя ступицы и деревянные обрубки, пеньки и колоды, ящики изъ-подъ какихъ-то маркитантскихъ продуктовъ, — все это составили, сложили, приладили одно
рены, что такой туз за пустяками сюда не приехал бы. Нечего и прибавлять, конечно, что предложение его было самого патриотического и почти бескорыстного свойства, а судя по спокойно уверенному выражению его лица, не трудно было догадаться, что Соломон Соломонович уже не сомневается в успехе своего дела.
Народу в этот день собралось к обеду как-то больше, чем обыкновенно. Обед же в Чаушке-Махале накрывался не в обширном шатре, который, вместе с тяжелым обозом главной квартиры, остался в Тырнове, а просто на воздухе, под деревьями, в разных концах двора, лишь бы была тень, а уж есть и сидеть — на чём попало. Тут для устройства столов и сидений пошло в ход всё, что нашлось под рукою: дверь, снятая с петель, доски от полок и из-под яслей, колесные ступицы и деревянные обрубки, пеньки и колоды, ящики из-под каких-то маркитантских продуктов, — всё это составили, сложили, приладили одно
