генералы, являясь на поклонъ въ его пріемную (большею частью въ надеждѣ выпросить что нибудь взаймы), не безъ подобострастія тоже балуютъ его титуломъ „превосходительства“, — но то́ тамъ, въ Петербургѣ, у себя въ кабинетѣ, или въ конторѣ, — то́ совсѣмъ другое дѣло, а здѣсь, такъ сказать, „на полѣ брани“, въ военномъ лагерѣ, чуть не въ виду непpіятеля, и вдругъ услышать то же самое „превосходительство“ изъ устъ офицеровъ, „настоящихъ военныхъ офицеровъ“ — ай-вай! Это было ему такъ пріятно, такъ лестно, что Соломонъ совсѣмъ размякъ душою и чокался, и благодарилъ, и ничто же сумняся принималъ обращаемый къ нему титулъ въ серьезную сторону, какъ нѣчто совсѣмъ достодолжное.
— Извольте знакъ попpaвить, ваше превосходительство, замѣтилъ сосѣдъ ротмистра, указавъ Соломoнy на его орденъ.
— Зачѣмъ поправить?
— Онъ у васъ перевернулся на изнанку. Позвольте, ротмистръ вамъ поправитъ.
генералы, являясь на поклон в его приемную (большею частью в надежде выпросить что-нибудь взаймы), не без подобострастия тоже балуют его титулом „превосходительства“, — но то там, в Петербурге, у себя в кабинете, или в конторе, — то совсем другое дело, а здесь, так сказать, „на поле брани“, в военном лагере, чуть не в виду непpиятеля, и вдруг услышать то же самое „превосходительство“ из уст офицеров, „настоящих военных офицеров“ — ай-вай! Это было ему так приятно, так лестно, что Соломон совсем размяк душою и чокался, и благодарил, и ничтоже сумняся принимал обращаемый к нему титул в серьезную сторону, как нечто совсем достодолжное.
— Извольте знак попpaвить, ваше превосходительство, — заметил сосед ротмистра, указав Соломoнy на его орден.
— Зачем поправить?
— Он у вас перевернулся на изнанку. Позвольте, ротмистр вам поправит.
