Кучеръ въ досадѣ, что ему не дали зажечь огонь, громко, какъ изъ пистолета, щелкнулъ бичемъ, и лошади снова побѣжали.
— Ну вотъ, онъ ещо гхлопать тутъ будетъ!.. Агхъ, какой глупій народъ! Никаково совображенью!.. Скажить пазжялуста! То лумынары ему, то сь бичемъ гхлопать!.. И скоро ли этотъ глупій Сштуденъ будетъ! — бормоталъ Соломонъ недовольнымъ тономъ: — ѣдемъ, ѣдемъ безъ концу, а его увсе нѣтъ! Какъ заколдованній какой-то!
— Теперь уже близко, — утѣшаю его: — скоро пріѣдемъ.
— Нѣтъ, сшьто ви гхочетю, но вжасно безобразніи перадки, — обратился онъ ко мнѣ, какъ бы оправдываясь въ своей запальчивой выходкѣ: — и я вамъ скажу, ничего я такъ на сшвѣтѣ терпѣть не могу, какъ этыи дыкіи сштраны… То-ли дѣло Европа! — Жалѣзвыя дороги, переносній газъ, чивилизація… Ѣхали бы мы зъ вами теперъ увъ кимфортабельній вагонъ, увъ дыректорскій, играли бы для развлеченью въ вистъ, или въ каково другово благородній игра, какъ увсѣ перадочніи
Кучер в досаде, что ему не дали зажечь огонь, громко, как из пистолета, щелкнул бичем, и лошади снова побежали.
— Ну вот, он ещо гхлопать тут будет!.. Агх, какой глупий народ! Никаково совображенью!.. Скажить пазжялуста! То лумынары ему, то сь бичем гхлопать!.. И скоро ли этот глупий Сштуден будет! — бормотал Соломон недовольным тоном: — едем, едем без концу, а его увсе нет! Как заколдованний какой-то!
— Теперь уже близко, — утешаю его: — скоро приедем.
— Нет, сшьто ви гхочетю, но вжасно безобразнии перадки, — обратился он ко мне, как бы оправдываясь в своей запальчивой выходке: — и я вам скажу, ничего я так на сшвете терпеть не могу, как этыи дыкии сштраны… То ли дело Европа! — Жалезвые дороги, переносний газ, чивилизация… Ехали бы мы з вами тепер ув кимфортабельний вагон, ув дыректорский, играли бы для развлеченью в вист, или в каково другово благородний игра, как увсе перадочнии
