троны, — возьмить патроны у меня, толке зарадить ево поскорѣй, пазжялуста… Нудельманъ!
— Не безпокойте вашего Нудельмана напрасно, — онъ и то, бѣдняга, измаялся.
— От-то́ ещо, измаялся! А за сшьто я ему жалованье плачу!.. Нудельманъ!!
— Да постойте; можетъ быть, еще ваши патроны и не подойдутъ къ моему револьверу. У васъ какой системы?
— У на-асъ? — у насъ Лефоше́, самій настоящій.
— Ну, а у меня Смиттъ и Вессонъ, — значить и пробовать нечего.
Соломонъ ничего уже не отвѣтилъ и только хлопнулъ себя объ полы опустившимися руками.
— Н-ну, перадокъ!.. гхаросшій иерадокъ, нечего сказать! — спустя минуту, проворчалъ онъ себѣ подъ носъ, качая въ раздумьи головою. — Пхэ! это називается „вайна“ и „ваенные“… Бѣдная Росшія!
Очевидно, онъ на меня въ-конецъ уже разсердился и не сталъ больше заговаривать со мною.
троны, — возьмить патроны у меня, толке зарадить ево поскорей, пазжялуста… Нудельман!
— Не беспокойте вашего Нудельмана напрасно, — он и то, бедняга, измаялся.
— От-то ещо, измаялся! А за сшьто я ему жалованье плачу!.. Нудельман!!
— Да постойте; может быть, еще ваши патроны и не подойдут к моему револьверу. У вас какой системы?
— У на-ас? — у нас Лефоше, самий настоящий.
— Ну, а у меня Смитт и Вессон, — значить и пробовать нечего.
Соломон ничего уже не ответил и только хлопнул себя об полы опустившимися руками.
— Н-ну, перадок!.. гхаросший иерадок, нечего сказать! — спустя минуту, проворчал он себе под нос, качая в раздумье головою. — Пхэ! это називается „вайна“ и „ваенные“… Бедная Росшия!
Очевидно, он на меня вконец уже рассердился и не стал больше заговаривать со мною.
