Машина могла итти только тихимъ ходомъ, шофферъ тщетно трубилъ нѣсколько разъ начало все той же мелодіи, народъ не разступался, руки съ цвѣтами и безъ нихъ цѣплялись за края экипажа, вдали бросали шляпы, носовые платки и скомканныя газеты. До собора ѣхали полчаса.
Наконецъ, можно было усилить скорость.
Филумена подняла лицо къ темному небу и молча слушала похвалы своего импрессаріо, своего друга, пожилого англичанина и маленькой Вероники Гибо, сопровождавшей ее во всѣхъ поѣздкахъ, играя небольшія роли и помогая одѣваться премьершѣ. Говорили, что импрессаріо, главнымъ образомъ, потому увѣрилъ Барди, будто она не можетъ обойтись безъ услугъ Вероники, что онъ самъ не переносилъ разлуки съ веселой статисткой.
— Никогда я не была такъ счастлива, какъ сегодня, — проговорила Филумена, — это оттого, что я — флорентинка. И я чувствую себя такой бодрой: ни малѣйшей усталости, ни лѣни! Сердце, голова, нервы — свѣжи, какъ въ шестнадцать лѣтъ.
— Да вамъ и есть всего шестнадцать лѣтъ, дивная наша Джульетта! — льстиво проговорила Гибо, цѣлуя Филумену въ плечо.
— Я охотно сейчасъ готова играть снова, скакать на лошади, отправляться въ Америку!
— Мы и такъ черезъ двѣ недѣли должны будемъ туда отправиться. Но я совѣтую вамъ не очень храбриться и не рисковать. Несмотря на вашъ геній, вы можете устать, какъ всякая женщина.
— Синьоръ Цампьери правъ, — замѣтилъ англичанинъ, — не слѣдуетъ бравировать.
— Какіе вы скучные, господа, будто няньки! Надѣюсь, я могу поужинать въ ресторанѣ, — это не будетъ „бравадой“ — не правда ли?
Машина могла идти только тихим ходом, шофёр тщетно трубил несколько раз начало всё той же мелодии, народ не расступался, руки с цветами и без них цеплялись за края экипажа, вдали бросали шляпы, носовые платки и скомканные газеты. До собора ехали полчаса.
Наконец, можно было усилить скорость.
Филумена подняла лицо к темному небу и молча слушала похвалы своего импрессарио, своего друга, пожилого англичанина и маленькой Вероники Гибо, сопровождавшей ее во всех поездках, играя небольшие роли и помогая одеваться премьерше. Говорили, что импрессарио, главным образом, потому уверил Барди, будто она не может обойтись без услуг Вероники, что он сам не переносил разлуки с веселой статисткой.
— Никогда я не была так счастлива, как сегодня, — проговорила Филумена, — это оттого, что я — флорентинка. И я чувствую себя такой бодрой: ни малейшей усталости, ни лени! Сердце, голова, нервы — свежи, как в шестнадцать лет.
— Да вам и есть всего шестнадцать лет, дивная наша Джульетта! — льстиво проговорила Гибо, целуя Филумену в плечо.
— Я охотно сейчас готова играть снова, скакать на лошади, отправляться в Америку!
— Мы и так через две недели должны будем туда отправиться. Но я советую вам не очень храбриться и не рисковать. Несмотря на ваш гений, вы можете устать, как всякая женщина.
— Синьор Цампьери прав, — заметил англичанин, — не следует бравировать.
— Какие вы скучные, господа, будто няньки! Надеюсь, я могу поужинать в ресторане, — это не будет „бравадой“ — не правда ли?
