Она провела рукою по стриженному затылку мужа. Тотъ налету поцѣловалъ Варину руку и крѣпче ее обнялъ.
Въ комнату вошла безъ стука кухарка.
— Что тебѣ, Маша?
— Паспортъ принесла.
— Какой паспортъ?
— Вашъ. Дворникъ прописывалъ.
— Хорошо. Положи тутъ.
Говорили вполголоса, не двигаясь, будто боясь, что-то спугнуть, что не вернется. Подождавъ, когда уйдетъ Марья, Варвара Павловна снова начала:
— А помнишь, какъ мы въ Ревелѣ жили? Еще
Катеньки не было… Хорошо было! Сколько тамъ розъ въ садахъ! Есть даже черныя…
— А какъ мы ходили въ монастырь св. Бригитты!..
— Да, да. Я даже все помню, что ты тогда говорилъ. Мы жили на Институтской, недалеко отъ Салона…
— Это было въ 1906, по моему.
— Нѣтъ, въ 1906 мы жили въ городѣ, никуда не ѣздили. Въ 1907 скорѣе… Да вотъ я сейчасъ посмотрю въ пропискѣ.
— Не стоитъ!
— Это недолго…
Варвара Павловна, не вставая съ дивана, протянула руку за паспортомъ.
— Твой паспортъ, милый паспортъ, родной! Тутъ и я вписана. Ну, вотъ видишь: въ 1907 году!
Она любовно перебирала листки, замусоленные пальцами дворниковъ и паспортистовъ. Николай же Петровичъ нѣжно и тихо цѣловалъ ее въ наклоненную шею. Вдругъ Варенкова вскрикнула:
— Коля, а вѣдь ты родился въ 78-мъ, а не въ 79-мъ!
— Ну такъ что же?
Она провела рукою по стриженному затылку мужа. Тот налету поцеловал Варину руку и крепче ее обнял.
В комнату вошла без стука кухарка.
— Что тебе, Маша?
— Паспорт принесла.
— Какой паспорт?
— Ваш. Дворник прописывал.
— Хорошо. Положи тут.
Говорили вполголоса, не двигаясь, будто боясь, что-то спугнуть, что не вернется. Подождав, когда уйдет Марья, Варвара Павловна снова начала:
— А помнишь, как мы в Ревеле жили? Еще
Катеньки не было… Хорошо было! Сколько там роз в садах! Есть даже черные…
— А как мы ходили в монастырь св. Бригитты!..
— Да, да. Я даже всё помню, что ты тогда говорил. Мы жили на Институтской, недалеко от Салона…
— Это было в 1906, по моему.
— Нет, в 1906 мы жили в городе, никуда не ездили. В 1907 скорее… Да вот я сейчас посмотрю в прописке.
— Не стоит!
— Это недолго…
Варвара Павловна, не вставая с дивана, протянула руку за паспортом.
— Твой паспорт, милый паспорт, родной! Тут и я вписана. Ну, вот видишь: в 1907 году!
Она любовно перебирала листки, замусоленные пальцами дворников и паспортистов. Николай же Петрович нежно и тихо целовал ее в наклоненную шею. Вдруг Варенкова вскрикнула:
— Коля, а ведь ты родился в 78-м, а не в 79-м!
— Ну так что же?
