— Не только.
— Отчего же еще?
— Мнѣ стыдно.
— Чего?
— Во-первыхъ того, что вы узнали о моей любви къ вамъ. Потомъ, вѣдь мы теперь безпризорные нищіе и вы можете подумать…
— Ради Бога, не надо!
— … можете подумать, что теперь, при нашемъ бѣдственномъ положеніи, я нарочно… напоминаю вамъ ваши чувства, чтобы…
— Какъ вамъ не стыдно подозрѣвать меня въ такой низости! Чтобы я могъ это подумать!
Маріанна Антоновна тихо прошептала, „простите“: и умолкла. Ролановъ тяжело дышалъ, будто поднялся на шестой этажъ. Наконецъ началъ:
— Никакихъ препятствій нѣтъ. Я вамъ предлагаю, прошу, умоляю согласиться стать моей женой. Тогда всѣ эти семнадцать лѣтъ ожиданья, тоски, страданія мнѣ будутъ, какъ будто ихъ не было. Какъ будто сейчасъ послѣ того объясненія у пруда (вы помните?), когда вы такъ жестоко мнѣ отвѣтили…
— Я повторяю, это былъ предразсудокъ!
— … будто сейчасъ же наступаетъ вотъ эта теперешняя минута.
Маріанна Антоновна сидѣла, закрывъ лицо руками. Наконецъ, отвела руки и сказала:
— Мнѣ скоро сорокъ лѣтъ.
— Вы для меня еще прекраснѣе прежней.
Онъ осторожно поднялъ ее съ кресла и подвелъ къ длинному зеркалу надъ диваномъ.
— Посмотрите, какая прекрасная пара!
Въ испорченномъ стеклѣ обѣ фигуры искривились вправо и напоминали футуристическіе рисунки. Но
— Не только.
— Отчего же еще?
— Мне стыдно.
— Чего?
— Во-первых того, что вы узнали о моей любви к вам. Потом, ведь мы теперь беспризорные нищие и вы можете подумать…
— Ради Бога, не надо!
— … можете подумать, что теперь, при нашем бедственном положении, я нарочно… напоминаю вам ваши чувства, чтобы…
— Как вам не стыдно подозревать меня в такой низости! Чтобы я мог это подумать!
Марианна Антоновна тихо прошептала, „простите“: и умолкла. Роланов тяжело дышал, будто поднялся на шестой этаж. Наконец начал:
— Никаких препятствий нет. Я вам предлагаю, прошу, умоляю согласиться стать моей женой. Тогда все эти семнадцать лет ожиданья, тоски, страдания мне будут, как будто их не было. Как будто сейчас после того объяснения у пруда (вы помните?), когда вы так жестоко мне ответили…
— Я повторяю, это был предрассудок!
— … будто сейчас же наступает вот эта теперешняя минута.
Марианна Антоновна сидела, закрыв лицо руками. Наконец, отвела руки и сказала:
— Мне скоро сорок лет.
— Вы для меня еще прекраснее прежней.
Он осторожно поднял ее с кресла и подвел к длинному зеркалу над диваном.
— Посмотрите, какая прекрасная пара!
В испорченном стекле обе фигуры искривились вправо и напоминали футуристические рисунки. Но
