шила по утрамъ не пить кофе со сливками и это меня нервитъ.
— Зачѣмъ же ты это дѣлаешь?
— Ну, какъ же иначе? Должна же я себя проявлять! Тамъ каждую минуту гибнутъ братья, въ окопахъ, болотахъ… а я буду сидѣть на балконѣ и пить кофе со сливками! какая гадость!
Калерія слегка улыбнулась.
— Но послушай. Если бы ты откладывала стоимость сливокъ на нужды войны, другое дѣло. Или хотя бы и лишала себя, но не злилась — я понимаю. А такъ, повѣрь, лучше что угодно пить, хоть шоколадъ съ пирожнымъ по утрамъ, только не злиться. Съ веселымъ и радостнымъ духомъ дѣлать это, потому что иначе твои лишенія никому не нужны…
— Ну хорошо, хорошо!.. можно и безъ наставленій, особенно, такихъ плоскихъ…
Фофочка все еще не успокоилась отъ утренняго кофе, когда вмѣстѣ съ Калеріей вошла въ гостиную, гдѣ старикъ Рошковъ сидѣлъ съ газетой, Клавдія Павловна вязала, а Кириллъ и панъ Скоблевскій разставляли флажки на большой картѣ. Поздоровавшись, Ѳеофанія Ларіоновна посмотрѣла съ минуту на флажки, потомъ вымолвила.
— Можетъ быть, это все невѣрно.
— Что невѣрно? — отозвался Скоблевскій, не отрываясь отъ занятія.
— Ваши флажки.
— Ну, какъ это невѣрно, когда есть офиціальныя сообщенія!
— А вы бы послушали, что говорятъ!
Старикъ Рошковъ отложилъ газету и, сдвинувъ на лобъ очки, произнесъ сдержанно:
— Знаете, барышня, сколько было приказовъ,
шила по утрам не пить кофе со сливками и это меня нервит.
— Зачем же ты это делаешь?
— Ну, как же иначе? Должна же я себя проявлять! Там каждую минуту гибнут братья, в окопах, болотах… а я буду сидеть на балконе и пить кофе со сливками! какая гадость!
Калерия слегка улыбнулась.
— Но послушай. Если бы ты откладывала стоимость сливок на нужды войны, другое дело. Или хотя бы и лишала себя, но не злилась — я понимаю. А так, поверь, лучше что угодно пить, хоть шоколад с пирожным по утрам, только не злиться. С веселым и радостным духом делать это, потому что иначе твои лишения никому не нужны…
— Ну хорошо, хорошо!.. можно и без наставлений, особенно, таких плоских…
Фофочка всё еще не успокоилась от утреннего кофе, когда вместе с Калерией вошла в гостиную, где старик Рошков сидел с газетой, Клавдия Павловна вязала, а Кирилл и пан Скоблевский расставляли флажки на большой карте. Поздоровавшись, Феофания Ларионовна посмотрела с минуту на флажки, потом вымолвила.
— Может быть, это всё неверно.
— Что неверно? — отозвался Скоблевский, не отрываясь от занятия.
— Ваши флажки.
— Ну, как это неверно, когда есть официальные сообщения!
— А вы бы послушали, что говорят!
Старик Рошков отложил газету и, сдвинув на лоб очки, произнес сдержанно:
— Знаете, барышня, сколько было приказов,
