щенныхъ вещей эффектной болтовни, и потому я — нѣмецъ!
Семенъ Петровичъ опустился снова въ кресло, закрывъ лицо руками. Всѣ окружили его, какъ-то забывъ о Фофочкѣ, которая, видя себя въ забросѣ, сама легла на кушетку и закрыла глаза, будто въ обморокѣ. Но внутренно она была даже почти рада, думая „не будь меня, и не волновались бы, а такъ все-таки нѣкоторый подъемъ“. Вниманіе и радость ея еще усилились, когда открылась боковая дверь и въ комнату вошла мать Девора и Лиза, взявшись за руки. Фофочка не рискнула повернуться на бокъ, но пріоткрыла одинъ глазъ, чтобы смотрѣть, что произойдетъ. Лиза отдѣлилась отъ тетки и, подойдя прямо къ отцу, опустилась на колѣни.
— Да, папа, ты — настоящій русскій. И ты имъ останешься: ты отпустишь меня съ тетей Деворой.
— Куда еще? — спросила со страхомъ Клавдія Павловна.
Тогда игуменья заговорила спокойно и убѣдительно:
— Выслушайте меня, какъ христіане, русскіе и родители Лизы, которымъ должно быть дорого ея счастье и спокойствіе. Она уѣдетъ со мною, я же отправлюсь въ свой монастырь.
— Лиза хочетъ постричься?
Девора улыбнулась.
— Нѣтъ, покуда не собирается, да я бы сама ее отговорила. Сегодня я получила письмо отъ казначеи, что намъ разрѣшено устроить лазаретъ частный. Конечно, тамъ будутъ сестры милосердія, но простую работу подъ ихъ присмотромъ и Лиза можетъ исполнить. Притомъ она внесетъ въ это занятіе ту вѣру безъ словъ, ту любовь, самоотверженность и спокойствіе, которыя такъ необходимы, и которыхъ у нея, какъ у
щенных вещей эффектной болтовни, и потому я — немец!
Семен Петрович опустился снова в кресло, закрыв лицо руками. Все окружили его, как-то забыв о Фофочке, которая, видя себя в забросе, сама легла на кушетку и закрыла глаза, будто в обмороке. Но внутренне она была даже почти рада, думая „не будь меня, и не волновались бы, а так всё-таки некоторый подъем“. Внимание и радость её еще усилились, когда открылась боковая дверь и в комнату вошла мать Девора и Лиза, взявшись за руки. Фофочка не рискнула повернуться на бок, но приоткрыла один глаз, чтобы смотреть, что произойдет. Лиза отделилась от тетки и, подойдя прямо к отцу, опустилась на колени.
— Да, папа, ты — настоящий русский. И ты им останешься: ты отпустишь меня с тетей Деворой.
— Куда еще? — спросила со страхом Клавдия Павловна.
Тогда игуменья заговорила спокойно и убедительно:
— Выслушайте меня, как христиане, русские и родители Лизы, которым должно быть дорого её счастье и спокойствие. Она уедет со мною, я же отправлюсь в свой монастырь.
— Лиза хочет постричься?
Девора улыбнулась.
— Нет, покуда не собирается, да я бы сама ее отговорила. Сегодня я получила письмо от казначеи, что нам разрешено устроить лазарет частный. Конечно, там будут сестры милосердия, но простую работу под их присмотром и Лиза может исполнить. Притом она внесет в это занятие ту веру без слов, ту любовь, самоотверженность и спокойствие, которые так необходимы, и которых у неё, как у
